Компрессия
Шрифт:
– Каких проблем? – оживился Хаменбер, оглядываясь на идущих по тоннелю людей. – Это как-то связано с компрессией?
– Это связано лично со мной, – оборвал толстяка Кидди. – Я не согласен. А вам искренне советую пригласить кого-нибудь из корпорации. Они, по крайней мере, смогут рассказать вам о своих планах.
– Будет человек из корпорации, – вновь ухватил за рукав Кидди Хаменбер. – Руководитель департамента будет, Стиай Стиара. Но вы тоже необходимы. Тем более что Стиай настаивал на вашем участии!
– Нет! – отрезал Кидди.
Стиай уже хозяйничал у решетки. Он широко улыбнулся и Кидди, и Сиф, только глаза у него были пустые. Точно такие, как перед боем на первенство академии, когда он стоял перед крепким парнем со старшего курса,
– Как водичка? – бодро поинтересовался Миха, словно пытался расшевелить окаменевшую рядом с ним Монику. – Когда вы успели искупаться? Кидди, ты в очередной раз оказался ловчее всех! И как твое чувство бездны? Как тебе твой сон?
– Ты что-нибудь почувствовал… там? – спросил Билл.
Кидди медленно опустился в кресло. Внезапно он понял, что было общим и там, когда он осознал себя сидящим на горячем песке, и здесь, когда открыл глаза в кресле, поднялся и тут же схватился за пузырь с тоником, – он падал! Он стремительно летел в пропасть, с трудом удерживаясь, чтобы не свалиться с ног, но падал он вместе со всем миром и вместе с пышущей жаром пустыней сна, и теперь вместе с известковыми холмами, серым океаном, сырым ветром и даже домом, который силился взлететь, но стальные спицы крепко удерживали его и тоже тянули вниз. Он падал в пропасть, стремительно и безостановочно, с мгновения своего рождения, точнее, с того мгновения, когда он сам, Кидди, сын неудачливого отца и погибшей матери, постоянный воспитанник чужих людей, осознал самого себя. Какие уж тут сны, страшно подумать, куда он проваливался, засыпая. Отчего же эта раскаленная пустыня не раскрыла свои недра, а удержала его на поверхности, устремясь в бездну вместе с ним. И отчего теперь, в это самое мгновение, он не проваливается сквозь землю?
– Ты что-нибудь почувствовал? – повторил вопрос Билл.
– Ничего, – ответил Кидди. – Впечатления сами по себе оказались слишком яркими.
– А искры, ты видел искры? – прищурился Билл. – Искры чужих сновидений видел?
– Нет, – вздохнул Кидди. – Там было слишком яркое солнце. Оно слепило меня.
Помощник министра Джон Бэльбик оказался наяву не солидным седовласым стариком, которого раз в неделю видел на экране ведомственной конференции Кидди, а аккуратным служакой роста ниже среднего. Его неожиданно маленькая голова смешно выглядывала из форменного воротника, украшенного золотой окантовкой. «Натирает шею, наверное», – подумал Кидди и тут же понял, откуда у него бывшее ощущение величия от недомерка-чиновника. И блок-файл, и стакан с водой на столе, и сам стол были карликовых, уменьшенных размеров, что при общении через квадраты мониторов создавало обманчивое впечатление.
– Комплексы, – явно угадывая его размышления, кивнул помощник министра. – Жизнь состоит из условностей, некоторые из них можно использовать, от некоторых следует предохраняться, но избавиться от условностей невозможно. Как тебе Земля?
– Еще не прочувствовал в полной мере, – откликнулся Кидди, усаживаясь в кресло напротив. – Я прибыл сегодня утром.
– Однако с формой уже решил расстаться? – постучал пальцами по столу чиновник.
– Маскируюсь, – пожал плечами Кидди. – Тут, как я понял, работниками прессы устроена охота на отставного тюремщика.
– В отставку, значит, собрался отставной тюремщик? – вздохнул Бэльбик, соскочил со стула и подошел к огромному окну, сразу же уменьшившему чиновника еще на изрядную толику. – Понятно, понятно. За восемь лет и заядлого лунатика от Луны тошнить будет. Только ты форму-то не торопись уничтожать. Может быть, пригодится еще? Вдруг не все ладно пойдет в корпорации?
– Почему вы решили, что я пойду работать в корпорацию? – не понял Кидди. – В моем рапорте не было ни слова о моих дальнейших планах.
– Ну так пойдешь? – прищурился чиновник и продолжил, возвращаясь к столу: – Пойдешь… Куда ты денешься? Не теперь, так позже… Они своего добиваться умеют… Ведь ты знаком со Стиаем Стиара?
– Учились вместе, – кивнул Кидди.
– Вот он тебя и уговорит, – усмехнулся чиновник. – Он пообещал, что уговорит. Поработаешь у него, а как тошно станет, возвращайся. На Луну не пошлем, на Земле тоже работы хватает.
– Я не собираюсь идти работать в корпорацию «Тактика», – твердо сказал Кидди. – Мне на Луне хватило общения с ее представителями. А способности Стиара уговаривать, насколько я понял, подтверждаются секретными приказами об изменении программы испытаний. Осталось только понять, откуда такая заинтересованность управления в этой программе?
– Заинтересованность оттуда, – ткнул пальцем в потолок помощник министра, затем усмехнулся и поправился: – Из правительства. Из Государственного совета. У нас, как ты понимаешь, заинтересованности снижать самим себе финансирование – нет. А оно снизится, прилично снизится, если вся эта программа запустится и преступный элемент пойдет потоком через компрессию.
– Я бы не спешил с выводами, – заметил Кидди.
– А я и не спешу, – вновь нервно постучал пальцами по столу чиновник. – Время у нас есть, программа испытаний сокращена, твоими стараниями, кстати, но пять лет у нас еще имеются. Как они тебя уломали ходатайствовать о сокращении? Не узнаю тебя, парень!
– Я что-то нарушил? – поднялся на ноги Кидди.
Отчего-то этот момент сотрудничества с Котчери заставлял его морщиться даже перед самим собой. Слишком гладко все произошло. Настолько гладко, что походило на срежиссированный сценарий, в котором старшему инспектору Гипмору была уготована жестко расписанная роль. Неделя в компрессии, которая никак не напоминала яркое видение, устроенное несколько лет назад Уильямом Буардесом, но тем не менее была реальной и жесткой в этой реальности. Кидди так и не попробовал пересечь жаркую степь, ни шага не сделал в сторону недоходимых гор. Глаза ухмыляющегося Котчери чудились ему даже в белесом небе. А еще чудился Ридли Бэнкс. Его не было рядом, правила внутреннего распорядка на куске пластика на стене посеченного ветром здания были девственно чисты, но каждый вечер Кидди тщательно заклинивал железную решетку в свою камеру, а каждое утро напряженно всматривался, нет ли на стене накорябанных Ридли отметин. Семь дней, похожих друг на друга, как серые яйца в брошенном степной птицей гнезде, которые Миха однажды притащил в их комнату в университетском городке и пытался спасти, нагревая под лампой. Стиай их выбросил безжалостно. Миха так и не узнал, кто это сделал. Все-таки не обманул Котчери, не включил отбой памяти, может, потому и поставил Кидди подпись под двумя документами? Один подтверждал, что техническая часть испытаний завершена. Второй всего лишь уведомлял, что майор Гипмор не возражает против рассмотрения вопроса о сокращении последующей программы. Черт его знает, сыграла роль та подпись или нет, но помощник Котчери Келл со вполне убедительной ухмылкой прошептал Кидди, что в качестве отбоя памяти могла быть и версия о том, что Кидди отправлен в заброшенную зону за действительное преступление! Прошептал за полчаса до подписания официальных бумаг, заставив всплыть в памяти вспухающий среди норвежских скал бутон нестерпимого пламени.
– Нет! – успокаивающе махнул рукой Бэльбик. – Я смотрел их ходатайство, ты всего лишь не возражал. Мне показалось, что у тебя просто не было причин для возражений. Они правильно рассчитали, другой бы на твоем месте попортил им нервы, а с тобой они угадали. Ну не хмурься. В каждом управлении должен быть хоть один безупречный работник! И это может однажды принести пользу. Через компрессию прошли пятьдесят человек, каждый из них находится под наблюдением, любой срыв, любое отклонение от обычного адаптационного периода могут послужить для удлинения испытательного срока или вовсе остановить программу. Если надумаешь остаться, эта работа будет твоей. Подумай.