Компромисс
Шрифт:
Кузин вытащил из-за портьеры бутылку рома, призывно ее наклонил. Мы снова выпили.
Гитарист одернул пиджак и воскликнул:
– По заказу Толика Б., сидящего у двери, исполняется…
Пауза. Затем – с еще большим нажимом:
– Исполняется лирическая песня: «Каким меня ты ядом напоила?..»
– Ты сам женат? – поинтересовался Кузин.
– Был женат.
– А сейчас?
– Сейчас вроде бы нет.
– Дети есть?
– Есть.
– Много?
– Много… Дочь.
– Может,
– Вряд ли…
– Детей жалко. Дети-то не виноваты… Лично я их называю «цветы жизни»… Может, по новой?
– Давай.
– С пивом…
– Естественно…
Я знал, еще три рюмки, и с делами будет покончено. В этом смысле хорошо пить утром. Выпил – и целый день свободен…
– Послушай, – говорю, – назови сына Лембитом.
– Почему же Лембитом? – удивился Кузин. – Мы хотим Володей. Что это такое – Лембит?
– Лембит – это имя.
– А Володя что, не имя?
– Лембит – из фольклора.
– Что значит – фольклор?
– Народное творчество.
– При чем тут народное творчество?! Личного моего сына хочу назвать Володей… Как его, высерка, назвать – это тоже проблема. Меня вот Гришей назвали, а что получилось? Кем я вырос? Алкашом… Уж так бы и назвали – Алкаш… Поехали?
Мы выпили, уже не закусывая.
– Назовешь Володей, – разглагольствовал Кузин, – а получится ханыга. Многое, конечно, от воспитания зависит…
– Слушай, – говорю, – назови его Лембитом временно. Наш редактор за это капусту обещал. А через месяц переименуешь, когда вы его регистрировать будете…
– Сколько? – поинтересовался Кузин.
– Двадцать пять рублей.
– Две полбанки и закуска. Это если в кабаке…
– Как минимум. Сиди, я позвоню…
Я спустился в автомат. Позвонил в контору. Редактор оказался на месте.
– Генрих Францевич! Все о'кей! Папа – русский, мать – эстонка. Оба с судомеха…
– Странный у вас голос, – произнес Туронок.
– Это автомат такой… Генрих Францевич, срочно пришлите Хуберта с деньгами.
– С какими еще деньгами?
– В качестве стимула. Чтобы ребенка назвали Лембитом… Отец согласен за двадцать пять рублей. Иначе, говорит, Адольфом назову…
– Довлатов, вы пьяны! – сказал Туронок.
– Ничего подобного.
– Ну, хорошо, разберемся. Материал должен быть готов к среде. Хуберт выезжает через пять минут. Ждите его на Ратушной площади. Он передаст вам ключ…
– Ключ?
– Да. Символический ключ. Ключ счастья. Вручите его отцу… В соответствующей обстановке… Ключ стоит три восемьдесят. Я эту сумму вычту из двадцати пяти рублей.
– Нечестно, – сказал я.
Редактор повесил трубку.
Я поднялся наверх. Кузин дремал, уронив голову на скатерть. Из-под щеки его косо торчало блюдо с хлебом.
Я взял Кузина за плечо.
– Але, –
– Что?! – всполошился он, – Хуберт? А ты говорил – Лембит.
– Лембит – это не то. Лембит – это твой сын. Временно…
– Да, у меня родился сын.
– Его зовут Лембит.
– Сначала Лембит, а потом Володя.
– А Хуберт нам деньги везет.
– Деньги есть, – сказал Кузин, – восемь рублей.
– Надо рассчитаться. Где официант?
– Але! Нарезик, где ты? – закричал Кузин.
Возник официант с уныло поджатыми губами.
– Разбита одна тарелка, – заявил он.
– Ага, – сказал Кузин, – это я мордой об стол – трах!
Он смущенно достал из внутреннего кармана черепки.
– И в туалете мимо сделано, – добавил официант, – поаккуратнее надо ходить…
– Вали отсюда, – неожиданно рассердился Кузин, – слышишь? Или я тебе плешь отполирую!
– При исполнении – не советую. Можно и срок получить.
Я сунул официанту деньги.
– Извините, – говорю, – у моего друга сын родился. Вот он и переживает.
– Поддали – так и ведите себя культурно, – уступил официант.
Мы расплатились и вышли под дождь. Машина Хуберта стояла возле ратуши. Он просигналил и распахнул дверцу. Мы залезли внутрь.
– Вот деньги, – сказал Хуберт, – редактор беспокоится, что ты запьешь…
Я принял у него в темноте бумажки и мелочь…
Хуберт протянул мне увесистую коробку.
– А это что?
– «Псковский сувенир».
Я раскрыл коробку. В ней лежал анодированный ключ размером с небольшую балалайку.
– А, – говорю, – ключ счастья!
Я отворил дверцу и бросил ключ в урну. Потом сказал Хуберту:
– Давай выпьем.
– Я же за рулем.
– Оставь машину и пошли.
– Мне еще редактора везти домой.
– Сам доберется, жирный боров…
– Понимаешь, они мне квартиру обещали. Если бы не квартира…
– Живи у меня, – сказал Кузин, – а бабу я в деревню отправлю. На Псковщину, в Усохи. Там маргарина с лета не видели…
– Мне пора ехать, ребята, – сказал Хуберт…
Мы снова вышли под дождь. Окна ресторана «Астория» призывно сияли. Фонарь выхватывал из темноты разноцветную лужу у двери…
Стоит ли подробно рассказывать о том, что было дальше? Как мой спутник вышел на эстраду и заорал: «Продали Россию!..» А потом ударил швейцара так, что фуражка закатилась в кладовую… И как потом нас забрали в милицию… И как освободили благодаря моему удостоверению… И как я потерял блокнот с записями… А затем и самого Кузина…
Проснулся я у Марины, среди ночи. Бледный сумрак заливал комнату. Невыносимо гулко стучал будильник. Пахло нашатырным спиртом и мокрой одеждой.