Комсомолец 3
Шрифт:
— Гениально, — похвалил сам себя.
Снова взглянул на проход в зарослях шиповника. Прикинул: если преступник и его жертва появятся со стороны проспекта Гагарина, ждать его в кустах около этой тропки — оптимальный вариант. Отсюда пусть и с трудом, просматривался поворот на пустырь. До ближайшего фонаря было не близко, но сейчас я и не пытался бы рассмотреть лицо преступника. А вот фигуру женщины и её преследователя замечу даже в полумраке. Просижу здесь, в кустах до восьми часов вечера. После перемещусь в другое место — поближе к больнице: буду высматривать маньяка уже с другого направления. Чувствовал натянутость своих догадок и предположений. Однако ничего лучше
«Прячемся в кустах, смотрим на поворот к пустырю», — мысленно обрисовал я план. Представил, где именно в кустах затаюсь… и не обнаружил подходящего места. Это лишь поначалу казалось, что устроить засаду в темноте не сложно. Вот только люди вышагивали по этой дороге далеко не на ощупь, пусть до ближайшего фонаря отсюда и было не меньше двадцати метров. Глаза привыкнут к полумраку — сидящий на фоне светлой полосы забора человек обязательно привлечёт к себе внимание. Листва решила бы эту проблему. Вот только на ветвях шиповника её пока днём с огнём не сыскать. Я стряхнул висевшие на бровях капли, махнул рукой — брызги полетели к кустам. Подумал: «Засаду можно оборудовать и самому».
Накинул на кусты плед — как в детстве, кода сооружал дом-палатку из одеял. Но только я не намеревался лезть внутрь этого дома. Я лишь заменил пледом листву. Покрывало из пледа выделялось на фоне забора, выглядело чёрным пятном, привлекало к себе внимание. Но оно не привлекало внимание ко мне. Я мог преспокойно за ним прятаться, не боясь раньше времени засветить перед маньяком и его жертвой звезду на своей будёновке. Потому что тёмное пятно на кустах пусть и бросалось в глаза — оно не выглядело подозрительно, не настораживало (ведь мало ли что валялось около дороги). И не стоило того, чтобы ради него прохожие сходили с асфальта и месили между кустов грязь, выясняя: что там за тряпка запуталась в зарослях шиповника.
Переживал лишь, что в мою засаду заглянут бдительные дружинники. Вспоминал до блеска начищенные ботинки Аверина и Могильного — надеялся, что этим маршрутом пройдут именно такие чистюли (грязь месить такие не станут). Если вообще этим вечером и ночью сюда забредут добровольные охранители правопорядка. Если же мне не повезёт… «отмазку» на этот случай я придумал. Потому что мне уже не повезло с местом выбора засады: запашок тут стоял, будто в общественном туалете из моих детских воспоминаний (не все прохожие знали о пустыре). Этот запах сделает мои оправдания более чем правдоподобными. Если укрою от взоров дружинников обрез. Пока же я его прятал только от дождя — под пальто.
Плед на кустах я расстелил ещё в сумерках. Но спрятался за ним уже после наступления темноты. Дождь к тому времени не закончился. Но и не усиливался. Капли с неба падали мне на голову — постукивали по сукну будёновки. В этот раз суконный шлем со звездой пришёлся очень кстати. Я с удовольствием прикрыл им озябшие уши. Порадовался и свитеру: пока не замёрз, но уже предвидел, что к утру пальто промокнет насквозь. Бросил под ноги себе охапку веток — чтобы не стоять в луже (пусть ботинки на мне и зимние, но не непромокаемые). Примостился за пледом (присел на корточки). Чиркнул спичкой — посмотрел на часы. Решил: не простужусь… если маньяк и его жертва появятся ближе к двадцати двум часам.
Прямо перед собой дорогу я не видел. Но прекрасно просматривал её справа и слева от себя. И там, и там виднелись
Пока я с тошнотой справлялся: отвлекал себя от запахов размышлениями. Вспоминал сегодняшний разговор с Королевой. А ведь она не прогоняла меня. Мог бы побыть в её обществе ещё… (даже не представлял, сколько). Секс мне сегодня, пожалуй, не светил. Но уже тот факт, что Нежина не торопилась выставить меня за дверь, выглядел немалым достижением… для меня нынешнего. Понимал, что могу добиться от малолетки чего захочу, когда подключу к делу свой опыт и проявлю упорство. Вот только пока сомневался: нужно ли это делать. Я улыбнулся, вспомнив, как Королева встряхивала длинными волосами. Признавался сам себе, что с удовольствием смотрел на Альбину. Причём, не только в эротических снах.
«Хочу сделать этот мир лучше», — вспомнил я сказанные Королеве слова. Подобные бессмысленные, хвастливые и пафосные фразы непременно произвели бы впечатление на Свету Пимочкину. Та вряд ли бы сообразила, что лишённые конкретики слова ничего не стоят. Нежина же их пропустила мимо ушей. Хотя семнадцати… восемнадцатилетней девице они не могли не понравиться. Если только не прозвучали в моём исполнении фальшиво (что я вполне допускал). Она и их посчитала «иронией»? Приняла за «идиотизм»? Или спасение мира и Александр Усик казались ей несовместимыми вещами? Меня снова накрыла тень Сан Саныча? Я поправил под пальто обрез, рукавом смахнул с кончика носа влагу.
Щуплый и невысокий «детдомовец» с лицом подростка и повадками ворчливого старика не выглядел спасителем мира. В этом я был с Королевой согласен. «Стране нужны другие герои, — подумал я. — И чтобы непременно с комсомольским значком на груди». Я прикоснулся к значку на пальто — носил его повсюду, по примеру Комсомольца. Потом всё же достал из кармана платок, повязал его на шею, натянул на лицо до самых глаз (запахи сразу притупились; капли теперь падали не на лицо, а на ткань). Зажал подмышкой обрез. Чиркнул спичкой, посмотрел на циферблат наручных часов. Если жертва маньяка работала в больнице, то появится она на дороге в ближайшие полчаса.
Стук капель, шорохи в кустах (раскачивались ветви), шёпот ветра. Изредка к этим звукам добавлялось постукивание каблуков и человеческие голоса. Ближе к восьми часам вечера с интервалом в три-четыре минуты мимо меня одна за другой прошли две компании женщин — в сторону больницы. Я слушал обрывки фраз, смех. Рассматривал из своего укрытия укутанные в плащи и куртки фигуры, раскрытые купола зонтов. Женщины не показались мне встревоженными. Они не заметили меня (никто из прохожих не указал в мою сторону, не вскрикивал в испуге, разглядев притаившегося за кустами человека). Я преспокойно наблюдал за спешившими на ночную (или вечернюю?) смену медработниками. Не замечал странностей в их поведении. И уже не очень-то верил, что покой этого вечера нарушит казавшийся мне сейчас едва ли не мифическим персонажем «маньяк с молотком».