Кому отдаст голос сеньор Кайо? Святые безгрешные (сборник)
Шрифт:
— И колбаса — тоже?
— Ясное дело. Какая в том хитрость? И крендельки тоже она пекла.
Старуха, неподвижно сидевшая на плетеном стульчике чуть поодаль, у шкафа, следила за ними цепкими глазками в сети мелких морщинок. Старик пояснил:
— Крендельки остались с воскресенья, от праздника.
— Вы что-то праздновали?
— Восьмой день всегда справляется, с мальчишек еще помню.
— Восьмой день чего?
— Как чего? Троицы. Бывало дело, спускались мы все в Рефико на повозках, на ослах. А у церкви
Сеньор Кайо, сидевший на деревянной колоде, задумался, уставившись на пламя. И после долгой паузы добавил:
— Раз возвращались с такого вот гулянья, я в тот год нес хоругвь, значит, в двадцать третьем году это было, сколько с тех пор воды утекло, мы с моей тогда и обручились. Я помог ей влезть на осла, сказал: «Садись». У нас, знаете ли, такой обычай был, если сядет — стало быть, да, а не сядет — нет. Она села на осла, и к декабрю мы поженились.
— Значит, она на вас глаз положила, — сказал Рафа, прикуривая от головешки.
— Стало быть, так.
Сеньор Кайо снова наполнил стаканы, потом поднялся, вышел и вернулся с охапкой дров, которые положил на решетку очага.
— Все еще зябнете? — спросил он.
Виктор пощупал края брюк — от них шел пар.
— Почти высохли, — сказал он.
Пламя шумно охватило хворост. Рафа отвернулся от огня. Лали посмотрела по сторонам:
— А телевизора у вас нет?
Сеньор Кайо, примостившийся на низкой колоде, поглядел на нее снизу вверх:
— Телевизора? Какой нам от него прок?
Лали сделала попытку улыбнуться:
— Мало ли. Все-таки занятие!
Рафа, глянув на них, вступил:
— А радио? Радио тоже нет?
— Нет, сеньор. К чему оно нам?
Рафу передернуло.
— Как к чему? Да чтобы знать, в каком мире вы живете.
Сеньор Кайо усмехнулся:
— А почему вы думаете, что сеньор Кайо не знает, в каком мире он живет?
— Знает, конечно, но все-таки нельзя же так, абсолютно без общения.
Виктор с интересом следил за разговором. Вмешался, желая примирить стороны:
— Другими словами, сеньор Кайо, вы месяцами не слышите человеческой речи?
— Вовсе нет, сеньор. По пятнадцатым числам каждый месяц спускается к нам Маноло.
— Какой Маноло?
— Из «Кока-колы». Он спускается из Паласиоса в Рефико, и в Мартосе тоже есть таверна.
— Он заезжает в селение?
— Заезжать не заезжает, я спускаюсь к перекрестку, и перебрасываемся словечком.
Виктор закусил нижнюю губу. Сказал:
— Ну а зимой целыми днями что вы тут делаете? Читаете?
— Нет, сеньор, я — нет. А моя — читает.
Рафа взял неразгоревшееся полено и щипцами положил его на уголья. С остервенением начал раздувать огонь почерневшими кожаными мехами, пока пламя не вырвалось вверх. Старуха, прислонившись к шкафу, механически покачивала головой, не то слушая,
— Если вы не читаете, не слушаете радио, не смотрите телевизор, что же вы делаете зимой?
— Работы, знаете ли, хватает.
Виктор не унимался:
— А если снег пойдет?
— Ясное дело, смотрю, как снег идет.
— А если он идет две недели?
— Да хоть бы месяц! Возьму какую-нибудь работу и сижу — жду, пока перестанет.
Виктор обескураженно покачал головой. На смену пришла Лали.
— Пока ждете, наверное, о чем-то думаете? — сказала она.
— Думаю? О чем мне думать?
— Откуда я знаю, об огороде, о пчелах… О чем-нибудь!
Сеньор Кайо провел шершавой большой рукой по лбу. Сказал:
— Бывает, найдет — и подумается: заболеешь тут, околеешь, как собака.
— У вас нет врача?
— Как же, сеньора, есть, в Рефико.
Рафа не выдержал:
— Елки, в Рефико! Рукой подать! А если крепко скрутит?
Сеньор Кайо смиренно улыбнулся.
— А уж коли крепко, тогда лучше положиться на священника, — проговорил он.
У Рафы на щеках проступил яркий румянец, отчего он стал еще больше походить на ребенка. Со смешной гримаской обратился к Лали, призывая ее в единомышленники:
— Потрясно!
Сеньор Кайо протянул девушке кренделек.
— Попробуйте, вкусные.
Лали двумя пальцами отломила кусочек и положила в рот. Серьезно, с удовольствием пожевала.
— Отдает анисом, — сказала она.
Старуха кивнула. Она издала какие-то гортанные звуки и беспорядочно замахала бледными морщинистыми руками, и на фоне черного платка, покрывавшего ее голову, они казались белыми бабочками, которые гонялись друг за дружкой. И так же неожиданно, как взметнулись, руки улеглись на колени. Сеньор Кайо, не пропускавший ничего, сказал, когда жена закончила бурные объяснения:
— Она говорит, отдает. И яйца отдают анисом, и мука, и масло, и сахар.
— Понятно, — сказала Лали.
Виктор снова принялся за свое:
— Скажите, сеньор Кайо, а как вы добираетесь до Рефико?
— На ослице.
— И всегда добирались на ослице?
— Нет, сеньор, до пятьдесят третьего года, пока тут еще был народ, по вторникам ходил автобус из Паласиоса. А раньше, уж не знаю, сколько лет назад, тут была почтовая станция. — Он чуть улыбнулся. — Тирсо [18] тут лошадей менял.
18
Имеется в виду Тирсо де Молина, испанский драматург (1571 или ок. 1583–1648).