Конь бледный еврея Бейлиса
Шрифт:
– Вы еще не кончили? Милейший...
– Отчего же...
– Филер1 или "союзник" - кто он был?- скользко улыбнулся.
– Кончил. Но ответа, ясного, от вас не услыхал. Так-то вот...
Стукнула дверь; сидели мрачно, настроение испортилось.
– Кстати, - Мищук щелкнул крышкой портсигара, протянул, одалживайтесь, у меня хорошие, из Парижа, - чиркнул спичкой, поднес, прикурил сам и вкусно затянулся.
– У вас ведь, поди, по должности есть отношение к "проклятому вопросу"? Нет?
– А у вас?
– с еврейским акцентом спросил Евдокимов.
– У нас нет, - спокойно отозвался
– У нас все просто. Ловим скокарей, домушников, медвежатников и мокрушников. У нас нации нет, только они, перечисленные... А у вас?
– У нас есть, - Евдокимов раздавил папиросу.
– В революции слишком много евреев, это очевидный факт, Евгений Францевич.
– Верно. Циркулярно было, как бы по Достоевскому: "Евреи погубят Россию". Однако не согласен.
– Почему?
– Этот сыскарь нравился все больше и больше. Твердый человек, без обиняков. Надежный.
– Давайте дадим евреям общие права, и тогда видно будет. Нет?
– Нет. Получив права, они проглотят нас и не подавятся.
– Получив права, они займутся своим делом, нам всем лучше будет.
– Хуже будет. Русский человек не столь похож на раскаленный гвоздь в масле, как даже средних способностей еврей. Они завладеют всем, мы окажемся в роли трактирных половых.
– Довольный своей речью, Евдокимов наполнил бокал и осушил залпом.
– Ах, оставьте...
– лениво взмахнул ручкой Мищук.- Петра давно уже нет на свете, и Россия заснула. Если будет и дальше спать - скоро здесь негры и индейцы станут главными, а не евреи - и это совсем не плохо, представьте себе! Лично мне совершенно все равно, где покупать семгу: от Елисеева (он ведь "союзник", не так ли?) или от Нухимзона. Вкус, согласитесь, тот же! Спать надобно перестать, господин хороший, и тогда русскому человеку никто не страшен, никто! А вообще-то не кажется ли вам, тезка драгоценный, что это все чепуха какая-то...
– Да уж нет-с... Не чепуха-с...
– протянул лениво.
– Вот уже и Церковь наша восстает. Иерархия. А это - не шутка-с... Архимандрит Виталий1, глава Почаевской Лавры, сообщил, что евреи ему угрожают убийством - за помощь крестьянам в отражении засилья. Об этом все газеты пишут!
– Раздувают. И не все.
– А слова Преподобного? "Пусть тогда пролитою моею кровью смоется жидовская болячка с России, пусть очистится Святая гора от облепивших ее пархатых пиявок!"
– Будет вам... Часть Святой церкви нашей - традиционно так настроена. Больные везде имеются... Спокойной ночи.
Прибытие в Витебск проспали. Когда выползли, зевая, из сладкого дорожного сна, - поезд уже стоял у перрона.
– Какое же это удобство - железная дорога!
– воскликнул Мищук.
– К ночи будем у Кыиви, как сказал бы господин Шавченок. Завтракать?
Перекусили в вокзальном ресторане - белой рыбкой и пирогом с вишневым вареньем, напились крепкого чаю. Евдокимову показалось, что в глубине зала сидит за столиком, заткнув салфетку за воротник, вчерашний скользкий попутчик. "Ну и черт с ним..." - подумал лениво.
Более никаких приключений не случилось, долгожданный третий звонок вытянул состав из-под стеклянной изогнутой крыши, и вот уже замелькали обветшалые деревеньки... Сидели, облокотившись, у окна, словно две деревянные статуи из древнего
– Вот что...
– начал Евдокимов, - я хочу вам сказать, что в городе у меня специальная миссия. Мне нужна опора, к своим я не смогу обратиться, таково условие. Что скажете?
Мищук задумался.
– Надеюсь, не подвербовываете? Этого нельзя, мы оба знаем.
Покачал головой:
– Я обращаюсь к вашим чувствам порядочного человека. Говорю искренне: я почувствовал к вам симпатию.
Мищук улыбнулся:
– Почти объяснение в любви. Хорошо... В рамках обозначенного вами чувства - можете на меня рассчитывать.
Замелькали огни, поезд въехал на длинный мост и застучал по-особенному, Мищук приник к стеклу:
– Днепр под нами... А вон там, впереди, видите? Это колокольни Лавры...
Как он разглядел? Евдокимов не видел ровным счетом ничего. Но уже светало...
На вокзале распрощались.
– Меня найти несложно, - сказал Мищук, пожимая протянутую руку попутчика и теперь уже сотоварища.
– Вас где искать - если что? Советую гостиницу "Древняя Русь" - уютная, тихая, Богдан, москальский запроданець, из окна виден, это на Софиевской, извозчик довезет. Только не переплачивайте с петербургским размахом: здесь одноконный извозчик шестьдесят копеек в час стоит, ну, дадите рубль, сдачи не потребуете - ко всеобщему удовольствию!
Евгений Анатольевич уважительно покачал головой:
– Однако... Узнаю Сыскную полицию...
– Долг службы. Я Киев целый месяц в поту, можно сказать, изучал. Не могу же я в первый день службы спросить: "А где тут, господа, Плоский участок? Или "Косой капонир"?" Улыбки подчиненных, иронические, конечно, не доводят начальство до добра. Желаю здравствовать, сударь, мне было приятно с вами, - помахал котелком и исчез...
Евдокимов вышел на привокзальную площадь. В городе еще лежал снег мартовский, ноздреватый, синий, однако заметно надвигалась весна; после Петербурга, северного, заснеженного, холодного, здесь властвовал юг: уже видны были набухающие почки на каштанах, появились пальто без меховых воротников, а зимние шапки сменились шляпами и шляпками - дамы отличались от простолюдинок и одеждой, и статью, и плывущей походкой; в столице обреталось куда как больше народа, и сословная разница стушевывалась, а может быть, "простых" было больше и среди них терялись "верхние"? Толпа везде одинаковая, но здесь хорошо одетые люди были наособицу. "Надобно запомнить...
– подумал.
– И не светиться".
Велел извозчику на Софиевскую ехать медленно и дальним путем.
– Желаете полюбоваться?
– обрадовался бородач.
– И то! К нам со всего мира ездиют! К нам сам Первозванный Андрей пожаловал! И вопче: тихо у нас, мирно, любовь да совет. У вас, там - поди склока идет?
– Идет...
– вздохнул.
– Что в городе? Чем огорчишь?
– Саперы некогда выступили, так их постреляли, а так - тихо. Вы по делу или так?
– Я из газеты.
– Вот и слава богу! Я у вашей гостиницы и стою! Милости, значит, просим!