Конь бледный еврея Бейлиса
Шрифт:
– Вы... киевлянка?
– проворковал, улыбаясь. "Впрочем, что это я? Такой изумительный загар, а глаза... (никогда не думал, что так глуп, ну - да что делать)". Девица улыбнулась весело, беззаботно:
– Конечно. Это мой любимый город. Меня зовут Екатерина. Катя. Дьяконова. А вы?
И так просто, так естественно все прозвучало, что Евгений Анатольевич мгновенно покрылся пятнами стыда.
– О, прошу извинить...
– забормотал, - Евгений... Как Онегин... засмеялся и покраснел еще больше.
– Это от волнения... Вы такая...
– Какая?
– заглянула в глаза, сверля точками-зрачками, сквозь которые пробивалось неприкрытое веселье.
– Такая... Такая...
– бормотал, не находя слов.
– Я, представьте себе, писатель... То есть журналист, вот, приехал собирать материал для будущей книги...
– О чем же? Это так интересно!
– О, я еще не знаю... То есть названия пока нет, мне редактор, господин Суворин...
– Так вы в "Новом времени"?
– Глаза раскрылись восхищенно.
– Я с ума сойду! У нас в семье так чтут писателей... Вы читали господина Короленка?
– Да! Да! "Человек создан для счастья, как орел для парения!"
– У него сказано: "птица". И "для полета". Но все равно. Вы правы. А вот и ресторан...
– и слегка подтолкнув к роскошной, зеркального стекла, двери, у которой застыл огромный швейцар, вошла первой.
В аляповато-роскошной зале (вся в зеркалах и кариатидах) немноголюдно было, подлетел официант, наклонился:
– Обедать изволите? Или так? Перекусить?
– Обедать, обедать!
– возопил Евгений Анатольевич, вновь поперхнувшись слюной.
– Что-нибудь от хохла, пожалуйста!
– У нас европейская кухня, - сказал официант, бросая мимолетный взгляд на Катю и, словно отыскав в ее ответном взоре нечто ободряющее, зачастил: Но мы приготовим специально для месье. Чего желает месье? Возможны вареники, то есть галушки со сметаною, борщ свинский, или как сказать? Сборного мяса: там говядина, свининка, опять же узезення, другими словами копченость, и - помидоры, помидоры с бурачками, если по-русски - это свекла.
– Последнее слово официант произнес весьма простонародно, без "ё" и с непристойным ударением.
– Ах, ах!
– закричала Катя.
– Великолепно! И мне, и мне!
В ожидании "хохла" Евдокимов беззастенчиво уставился на свою попутчицу: "А чего?
– храбрился.
– Счастье само в руки плывет, дурак буду, если цирлих-манирлих разведу. Обедаем, идем в гостиницу, а там - что бог даст..."
Словно из ниоткуда возникли на крахмальной скатерти две тарелки, исходящие умопомрачительным запахом настоящего украинского борща, официант пожелал "бон апетит" и исчез, и с чувством почти религиозного восторга Евгений Анатольевич погрузился в наслаждение. Катя тоже неслышно прихлебывала, бросая кокетливые взгляды и изящно оттопырив мизинчик.
– Как вкусно!
– бормотал сквозь застрявшее во рту мясо Евдокимов. Клянусь честью - сроду такого не ел!
За огромным зеркальным стеклом виднелся на другой стороне улицы затейливый дом
– Это наша достопримечательность! Мы восхищены!- И, сразу же перестав улыбаться, добавила огорченно: - Вы только голову сразу не поворачивайте, там, у окна...
Профессионально уронив салфетку на пол, Евгений Анатольевич наклонился, чтобы поднять (старый прием, научили увертливые филеры), и увидел в углу у колонны тяжелую мужскую фигуру в клетчатой визитке и черной маске. Незнакомец стоял неподвижно, скрестив руки на груди - словно персонаж дурного бульварного романа.
– Вы думаете - я навязалась вам?
– вдруг зачастила Катя свистящим шепотом.
– Нет! Я порядочная девица и не способна бросаться на незнакомых мужчин! Мне надобно было спастись!
– Да от кого, черт возьми!
– возмутился Евдокимов.- От этого, что ли? Какая чепуха! Сейчас мы его обратаем...- И, бросив на чаровницу победный взгляд, направился к маске. Тот стоял недвижимо, гадкая улыбка ползла под черным срезом.
– Сударь!
– крикнул Евгений Анатольевич.- Если вы изволите забавляться - это совсем не значит, что вы имеете право пугать честных людей! Я требую...
– Заткнись, дурак...
– прошелестело в ответ.
– Ты не понимаешь...
– Чего, чего я, собственно, "не понимаю"?
– задорно продолжал Евдокимов.
– А вот снимите-ка свое украшение, - протянул руку и сразу же ощутил такой могучий удар в зубы, что закричал от боли и распластался лягушкой на полу, больно скользнув лицом под ближайший стол.
– Женя!
– донесся голосок Кати.
– Женечка, что же вы...
"И в самом деле - что же я...
– меланхолически подумал Евгений Анатольевич.
– Однако надобно отсюда выбираться..."
Напрягшись, вылез из-под низко опущенной скатерти и замотал головой, словно въехавшая в столб лошадь. Обидчик нависал, словно скала, он даже не потрудился убежать.
– Вот что, ваше высокородие...
– хрипло проговорил.
– Я знаю, что случилось и как, и если не станете валять дурака - открою. В сумерки меня можно найти на Кадетском шоссе, там тихо, нам никто не помешает.
– А что... что, собственно, случилось?
– забормотал Евгений Анатольевич.
– Сон какой-то... Неправдоподобно...
– Я и есть сон...
– засмеялся незнакомец, проваливаясь во входные двери, будто бильярдный шар.
– Вам больно?
– подбежала Катя.
– Я боялась, я тряслась! Он преследует меня уже несколько дней... Со мною даже рта не открыл!
– А что произошло?
– захлопал ресницами.
– Он... о чем?
Лицо девицы сделалось серьезным и мрачным.
– Я живу в Лукьяновке, там есть улица такая, Дорогожицкая, понимаете?