Конь в пальто
Шрифт:
– Я прикажу доставить ко мне Давыдова, вот, что я прикажу. И побыстрее, если можно.
– Уже.
– Что уже?
– Он уже здесь, шеф.
– Я имею в виду старика, а не сына, – уточнил Итальянец. – Сдается, ты переоценил свою интуицию. Слышал про инициативу, которая наказуема?
– Да, конечно, – согласился Мороз и тут же бесстрастно добавил: – Заводить?
Итальянец порывисто наклонился вперед и предостерегающе воздел указательный палец:
– А уже после старика я хочу побеседовать с его отпрыском!
– Он тоже здесь.
Снова откинувшись на спинку кресла, Итальянец
– Как прошла доставка? В багажнике?
– Само собой, шеф.
– Минус червонец из зарплаты, – торжественно объявил Итальянец. – Это будет деловой разговор. Насчет багажника ты перестарался.
– Я имел в виду сына, – спокойно пояснил Мороз. – Пьяницу и подонка. А директор завода прибыл на персональной «Волге» и теперь дожидается в приемной с газетой и чашечкой кофе.
Итальянец недовольно спросил:
– Давыдов-старший знает, что мы собрали тут целую металлургическую династию?
– Разумеется, нет, шеф. Сын находится внизу. Инкогнито, так сказать. Правильно?
– Правильно, – ворчливо признал Итальянец, разглядывая помощника с любопытством, которое не иссякало с самого первого доверительного разговора. Неудовлетворенное любопытство – весьма живучая тварь.
Если бы Итальянец был выходцем с Сицилии, ему пришлось бы окрестить Мороза своим консильоре – первым советником, самым доверенным лицом в свите. Но Итальянец считал, что детсадовские традиции первых крестных отцов смешны и нелепы.
Никакому допотопному дону Карлеоне даже в горячечном бреду не грезилось, что мафию можно насадить не в какой-то там сицилийской деревушке, даже не в нью-йоркском квартале, а в целом государстве, имеющем гимн, герб и официальный статус…
– Мороз, – неожиданно для себя спросил Итальянец, – ты, случаем, не ясновидящий? Мысли читаешь, желания угадываешь… Иногда мне кажется, что я должен опасаться собственного телохранителя.
– Это правильно, шеф, – невозмутимо сказал Мороз. – Опасаться следует всех и каждого. Но меня – в последнюю очередь.
– Отчего же такая привилегия?
– Это не привилегия, это факт. Вы же живы? По-моему, это самый важный показатель.
– Хороший ответ, – медленно произнес Итальянец. – Плюс сто баксов к зарплате. Плюс процент в доле.
– Спасибо, – поблагодарил Мороз, не забыв слегка наклонить голову. – Давыдова приглашать?
– Да, пожалуй. Времени у нас не так уж и много… Только вот что… Не нужно обыскивать старика.
– Уже, – ответил Мороз своей любимой лаконичной присказкой.
– Что уже? – привычно отозвался Итальянец.
– Уже обыскали. Исключений не бывает.
– Иногда можно делать исключения, – обидчиво сказал Итальянец. – Когда я лично об этом прошу.
– Невозможно, – возразил Мороз с тенью улыбки на лице.
– Почему невозможно?
– Потому что человека нельзя обыскать обратно. – Улыбка под темными очками проявилась еще явственнее.
Мороз был отослан вялым взмахом руки.
4
Все
Все проектные чертежи и документы, породившие некогда громаду театра, были не просто уничтожены, а подменены фальшивками с искаженными размерами и схемами коммуникаций. В святилище Итальянца можно было попасть тремя путями, такими путаными и извилистыми, что без проводника гости мыкались бы по коридорам до скончания века, постоянно утыкаясь в тупики-ловушки. Дело в том, что на каждом этаже имелись ложные перегородки, которые при необходимости легко возникали или исчезали. Например, натыкаешься в конце коридора на стену и поворачиваешь назад, не подозревая, что нужная дверь находится совсем рядом. Хотя, конечно, бесцельного брожения посторонних по офису не наблюдалось – ни через видеоглазки мониторов, ни при ближайшем рассмотрении.
Здесь не было видно также многочисленных охранников, коротающих время за нардами или встречающих посетителей настороженными кодлами в вестибюле. Мороз давно создал отряды быстрого реагирования, которыми подменил прежние компании мордоворотов, с трудом запихнутых в костюмчики и обученных двум-трем вежливым фразам.
Специфический контингент, не привыкший носить пиджаки и выражаться без мата, обитал в том же здании, но официально не имел никакого отношения к фирме «Самсон». Эти дебелые парни, расплодившиеся повсюду в ходе стремительной мутации общества, имели слишком характерные повадки и внешность, чтобы являть собой лицо фирмы. Они проникали в театр с черного хода и группировались по интересам в различных клубах и спортивных обществах, базировавшихся на трех квадратных километрах подвальных и полуподвальных помещений, выделенных молодежи заботливыми городскими властями. Юноши имели в своем распоряжении спортивный зал, тренажерные, бассейн, сауну и даже тир. Прямо добровольное спортивное общество какое-то!
Не менее трех десятков сторонников активного образа жизни носили при себе охотничьи билеты и прилагающееся к нему гладкоствольное оружие. А еще двадцать человек числились бойцами подразделения «Беркут», обеспечивающего охрану на договорных основаниях. У них были разрешения на ношение боевого оружия, которое хранилось в специальном закутке, освященном всеми полагающимися милицейскими инструкциями. На содержание псевдоберкутов перечислялись немалые деньги, из которых что-то даже перепадало в фонд заработной платы. Сущая ерунда, если разделить на двадцать «вохровцев». Но какой солидный приварок к домашнему рациону начальника разрешительной системы!