Конан Бессмертный

Говард Роберт Ирвин

— Плывут к берегу! — возбужденно выкрикивала Тина. — Плывут к берегу! Как быстро! Кара Белеза, я боюсь! Неужели они нас и в самом деле съедят?

Мысль эта была столь нелепа, что Белеза, несмотря на собственные тревогу и страх, от души расхохоталась.

— Конечно, нет! Кто тебе только сказал такое!

— Зингелито, — серьезно ответила Тина. — Он рассказывал, что барахцы везде хватают женщин, чтобы сварить и съесть, а маленькие девочки у них — самое изысканное лакомство.

— Что за глупая шутка! Барахцы не более чем пираты — алчные, жестокие, конечно, но не людоеды.

Зингелито и сам был капером, а зингарские каперы мало чем отличаются от барахских пиратов.

Тина обиженно насупилась.

— Хорошо, что пикты продырявили ему его глупую башку, — проворчала она сердито. — Так ему и надо, вперед будет знать.

Но Белеза не слушала ее — она жадно рассматривала новые лица. Пусть это были лица пиратов, «алчных и жестоких», но их появление вносило хоть какое-то разнообразие в ее унылое существование. К тому же до сих пор Белеза не видела столько барахских пиратов разом и живьем — обычно они встречались ей поодиночке на плахе на дворцовой площади.

— Смотри, Тина, они уже высадились на берег. Вон тот, высокий, что идет к воротам, должно быть, сам капитан Стром.

К частоколу приближался молодой человек огромного роста, могучего сложения, с развевающимися по ветру длинными золотыми волосами, одетый богато и причудливо. Он был бы, вероятно, даже красив, если бы не шрам, пресекавший его верхнюю губу, за что пират и получил свое прозвище. Прямой нос и синие глаза выдавали в нем примесь аргосской крови. Среди Островного братства, как называли себя барахские пираты, не было разбойника более отчаянного и более удачливого, чем он.

Не дойдя до ворот примерно одного полета копья, гигант проревел:

— Эй, в форте! Я пришел без оружия. Соизволит ли его светлость поговорить со мной?

Над частоколом появилась седая голова графа Валенсо.

— Я готов выслушать, зачем вам понадобилось высаживать вооруженный отряд в моей бухте, только будьте кратки и после этого извольте убраться отсюда!

Уперев руки в бока, Стром расхохотался, словно над удачной шуткой.

— Вашей бухте! Клянусь тринадцатью рогами Нергала, хорошо сказано! В прошлом году, Валенсо, шторм помешал мне последовать за вашим кораблем, и все это время я потратил на поиски. Я уже отчаялся, когда нынче утром увидел наконец вашего сокола над фортом. Все сходится! Пустоши Пиктов, уединенная бухта, обращенная на юго-запад. Вы ловкий человек, ваша светлость! Но я оказался ловчее, как видите.

— Я не понимаю, о чем вы говорите, капитан, — высокомерно ответил Валенсо. — Объяснитесь толком, что вам здесь понадобилось?

— То же, что и вам, — перестав наконец смеяться, заявил Стром. — Неужели вы в самом деле считаете меня таким наивным дурачком, граф? На кой же пес тогда вы брали с собой этого негодяя Зингелито?

— Зингелито спасал свою шкуру от королевского правосудия и готов был жить где угодно, лишь бы не в Серых Равнинах, — заметил Валенсо. — Капитан Стром, я теряю терпение.

Пират, склонив голову на бок, посмотрел на графа с веселым любопытством.

— Был? — многозначительно переспросил он, вздернув светлые брови.

— Был, — кивнул Валенсо. — Его убили

пикты в первый же день. Примите мои соболезнования, он, кажется, был вашим другом.

Краска бросилась в лицо капитану.

— Это вонючее отродье Нергала… — зашипел он, но сдержался. Секунду спустя он расхохотался снова. — А вы не так просты, как кажетесь, граф! Значит, пикты и в первый же день, вот оно как! Что ж, из уважения к вам я предлагаю честный дележ: все пополам. И я не трону вас и пальцем. Кстати, граф, а где ваш корабль?

Дом Валенсо начинал злиться. Глаза его сверкнули, губы исказила ядовитая улыбка.

— Как же вы, капитан, просмотрели его, когда входили в бухту?

— Какой я болван! Ваше знамя развевается как раз на обломке мачты! — В голосе Строма сквозила неподдельная радость. — Послушайте, граф, я предлагаю вам сделку: сокровища в обмен на мой корабль. Я довезу вас туда, куда вам заблагорассудится, и если…

— Капитан, терпение мое лопнуло, — холодно оборвал его Валенсо. И продолжал ледяным тоном, каким говорил только в минуты крайнего гнева: — Я не понял ни слова из ваших речей. Уезжать отсюда я не собираюсь. Что касается сокровищ, то если вы готовы заплатить жизнями своих людей за ларчик с побрякушками моей племянницы и пригоршню рубинов из эфеса моего меча — прошу вас, не стесняйтесь. А теперь убирайтесь отсюда, иначе я велю прострелить вам ноги.

Все напускное благодушие и веселость мигом слетели с капитана Строма.

— Я сожгу твой форт дотла, кичливый зингарский павлин! — прошипел пират. — Ты на коленях будешь умолять меня о милости, ты собственными руками притащишь все до последней золотой монеты, и я еще посмотрю, сразу мне вздернуть тебя на рее или сначала спустить с тебя шкуру! В последний раз спрашиваю, отдашь ты мне сокровища добровольно? У меня на корабле сто пятьдесят человек, и всем им не терпится сойти на берег размять кости!

Даже не глянув в его сторону, Валенсо махнул кому-то рукой и исчез за частоколом. Тренькнула тетива, и капитан поспешно и неуклюже отскочил: короткая арбалетная стрела воткнулась в землю у самых его ног. За частоколом послышался смех.

— Зингарские ублюдки! — крикнул взбешенный Стром. — Я с вами посчитаюсь! Этим же вечером вы будете на пути к Серым Равнинам, а те, кто уцелеет, позавидуют мертвым!

Бранясь и изрыгая проклятия, пират помчался назад к своим людям. Из бойницы вылетела вторая стрела — и насквозь продырявила широкий рукав шелковой рубахи капитана. Тот, обернувшись, в бессильной ярости погрозил кулаком сосновым, обитым железом воротам. Из-за них снова послышался смех.

— Надо было все-таки пристрелить его, господин мой, — озабоченно сказал один из солдат, укладывая в ствол арбалета новую стрелу.

Граф смотрел вслед капитану, хохоча, как мальчишка. На замечание солдата он возразил, сразу посерьезнев:

— Нет. Мы не пираты, чтобы убивать парламентеров. — Возвысив голос так, чтобы его услышали все стоящие вдоль частокола, граф крикнул: — Готовьтесь, дети мои! Сейчас они нападут! Цельтесь тщательнее, не тратьте стрел понапрасну, их могут употребить против нас же! Ну, во имя Митры!