Конан и честь империи
Шрифт:
– Дровяная, – подсказала Ренисенб эш'Шарвин, мельком глянув на план.
– Там, помнится, тянутся сплошные переулки и тупики, а чуть в сторону будет Ветреный Холм и митрианский храм. В храмах, кстати, если верить слухам, укрылось множество народу – почему-то скогры на них не нападают. Возле него отряду придется разделиться. Горожане укроются в святилище, а мы… мы поскачем дальше, за пределы города, – несколько сбивчиво завершил киммериец, явно пребывая в нехарактерном для него затруднении. – В окрестностях города оборотней не так много, возможно, они все собираются сюда, в кольцо стен… Малый и быстрый отряд наверняка сумеет проскочить.
– До Соленых Озер – стало быть, два или даже три дня хорошей езды, – низкий голос из темного угла принадлежал брату Бомбаху, до того сидевшему тихо и ни в что не встревавшему. Вопреки обыкновению, митрианец даже не удосужился украдкой ругнуться в спину Крэгану Беспалому, когда гипербореец язвительно пожелал монаху доброго вечера. И за общий стол святой брат не сел, хотя его приглашали, устроился у неярко мерцавшего камина и словно бы ушел в себя, качая на перевязи раненую руку. То ли молился, то ли просто устал за прошедшие дни.
Покряхтывая, митрианец выбрался из своего угла, подошел к столу, оперся на него обеими руками и, уставясь на нарисованные улицы и дома столицы Пограничья, молвил:
– Оно конечно, Ваше величество, мы вас безмерно уважаем – и за то, что не оставили пропадать, и что сейчас пытаетесь сделать. Могли бы и без нас обойтись – выскочили ночью тишком, поминай как звали. Оборотень, он хоть тварь пребыстрая и ловок превесьма, но за лошадью, особенно навроде тех красавцев, что ваши гвардейцы стерегут, вряд ли угонится. А про вас еще болтают, будто человек вы безмерно удачливый, стало быть, до Соленых Озер наверняка доберетесь и тамошнему гарнизону о наших бедствиях знать дадите. Что потом предпримете – не нашего ума дела. Я так полагаю, что с вас станется обратно вернуться с подмогой. Только… – монах зажмурился, еле заметно раскачиваясь взад-вперед, словно ему было трудно говорить. Его не перебивали, даже отец и матушка, как подметил Лаэг, слушали эту непонятную речь с чрезвычайным вниманием. Гиперборейский колдун, тот вообще едва из своего кресла не выпал, пытаясь уловить каждое слово давнего неприятеля.
Словно приняв решение, брат Бомбах снова заговорил:
– Я не к тому веду, что мне этот план не по душе. Если пропадем, так не зазря, а за доброе дело. Я про другое хотел сказать. Про девочку, дочку вашу, принцессу Ричильдис то бишь. Знаю, не ко времени, да память у меня нынче не та, что ранее, вываливается все, как из худого мешка. Давеча смотрел я, как принцесса с этими скограми безумными разговаривала, и подумал вдруг, что неспроста они ее к себе выкликают. Не потому, что она королевского рода и, коли к ним угодит, они смогут нам условия ставить. Есть одна история… Она длинная, но я постараюсь покороче. Но без нее не обойтись, иначе непонятно будет.
– Время, святой брат, время уходит, – сухо напомнила Дженна. – Какое отношение может иметь давнее предание к нынешним событиям?
– Пускай расскажет, Ваше величество, если вы позволите, – вступился Озимандия. К полнейшей растерянности старого чародея, его вдруг поддержал гипербореец, заявивший, что ключи к нынешним загадкам нередко удавалось отыскать в прошлом.
– Ладно, слушаем, – уступил Конан. – Только побыстрее, святой брат, если можно. Что за история и при чем тут Дис?
Бомбах неловко присел на табурет, перевел дыхание и начал – слегка нараспев и глуховато постукивая в такт рассказу по столу короткими толстыми пальцами.
– Жил
«Можно поспорить, далее к герою легенды пришла помощь с какой-то совершенно неожиданной стороны, но за это с него потребовали какую-нибудь удивительную плату», – про себя подумал Лаэг, и не ошибся. Предание его не слишком заинтересовало, куда любопытнее было смотреть на рассказчика, умудрявшегося искренне переживать за давно умерших и истлевших в земле людей.
– Как-то по весне князь собрался с малой свитой и подался охотиться в леса. Дело привычное, поднялись разом, поскакали к Ронинскому лесу – он и посейчас шумит, только повырубили малость, конечно. Седмицу носились за оленями да зубрами, под конец заехали неведомо куда и заплутали. Наткнулись на лесникову избушку, а там заместо хозяина всем хозяйка заправляла. Вдова она была и, говорят, красавица, – святой брат многозначительно хмыкнул. – Слово за слово, повадился князь в те края па охоты ездить и всякий раз к лесничихе заглядывать. К себе ее звал, но та не захотела – она из Карающих была, привыкла в лесу жить.
Как-то князь коротал ночку у своей лесовички, и был ему то ли сон, то ли видение. Будто вышел из леса огромный волчина, аж седой от старости, и обратился к нему человеческим голосом. Мол, слишком много вражды промеж людьми, волками и оборотнями, надо это пресечь, пока не поздно. Есть и средство, но только для того нужно твое, княже, согласие. К осени родится у тебя и лесничихи девочка. Будет она понимать душу звериную и душу людскую, но научить ее этому ты не сумеешь. Поэтому оставишь ребенка в лесу и еще приплатишь за услугу – бросишь руку в огонь, все равно какую. Исполнишь в точности – будет тебе наследник. Князь решил, чего во сне не пригрезится – и согласился.
Луны через две лесничиха и в самом деле понесла, а князю тот сон уж не давал покоя. Как же так: и будущее дитя волкам отдай, и руку руби, и вообще, как зверю верить? Ну как обманет? Рассказал о видении своему старшему над дружиной. Старший-то был хват, рубака, каких поискать, и оттого на все у него сыскался один ответ: дите? волчине?! Куда хватил! В топоры бестию! Изловим, говорит, башку косматую на кол насадим, чтоб впредь неповадно было. Поднимай, говорит, людей. Ну, на все воля княжья. Взялись в топоры.
А вышло-то скверно. В Ронинском лесу, говорят, волчье племя под корень извели, а добились только войны с Карающей Дланью – в горячке-то иди разберись, кто настоящий зверь, кто оборотень.
В числе прочих сгубили родню князевой подружки, та с горя взяла и повесилась. Ребенок не родился, у князя с той поры все пошло под горку и как-то по зиме его около собственного замка медведь-шатун заломал. Княжество взял под свою руку сосед, а вот история та не забылась. Волка – старого, огромного, что твоя лошадь – порой видят в лесах, как в Бритунии, так и у нас в Пограничье.