Конан и дар Митры
Шрифт:
Киммериец опустил голову.
– Ты добр, Учитель...
– в смущении пробормотал он.
– Нет! Я не добр и не зол; я, как и мой господин, всего лишь хранитель Великого Равновесия. Омм-аэль! Он, - старик поднял взгляд к потолку, - видит дальше меня, прозревая грядущее; Он взвешивает черное и светлое в людских душах, Он решает, каким испытаниям подвергнуть избранных, чтобы они совершили то, что должно быть совершено. И ты, сын мой, в свои сроки свершишь великое, свершишь все предначертания судьбы... Так сказал Митра, и ради этого я помогаю тебе!
В горле Конана вдруг пересохло, огромные кулаки сжались и, разлепив непослушные губы, он прошептал:
–
– Хватит!
– Наставник властно стиснул плечо Конана.
– Хватит! Я сказал, ты - слышал... Остальное - твои домыслы, твои мечты! Человек не должен знать грядущего; это делает его слишком самоуверенным.
– Учитель поднялся и шагнул к стене, завешанной оружием.
– Итак, через день-другой ты отправишься в путь, Секира. Ты возьмешь этот арбалет, стрелы, кинжал, девушку...
– Девушку?
– Конан был поражен - не меньше, чем недавним пророчеством старца.
– Ты сказал - девушку, отец мой?
– Да! Не возражай - такова воля Митры! Нижний мир - опасный мир, и Пресветлый пожелал дать тебе спутницу, владеющую Силой. Добрый знак! Возможно, Он намерен простить тебя; возможно, желает ее испытать... среди Учеников женщины встречаются редко...
– Наставник в задумчивости покачал головой.
– Ну, как бы то ни было, вы отправляетесь вместе.
– Похоже, она догадывалась об этом, - пробормотал Конан.
– Может быть. У нее редкостный дар... Митра был щедр к этой девушке.
Они проверили арбалет - лучшего Конан не держал в руках; затем направились к проходу, что вел в кладовую с воинским снаряжением. На пороге киммериец остановился, подняв повыше масляную лампу и осматривая обширный каземат, загроможденный связками копий и стрел, а также полками, на которых в строгом порядке покоились мечи, боевые молоты, топоры и иное, более экзотическое и непривычное оружие. На вбитых в стену крюках висела одежда, мешки, фляги и бурдюки, дальний угол был завален бухтами канатов, свернутыми веревочными лестницами, досками и еще каким-то добром. Учитель двинулся прямо туда - выбирать подходящую веревку с крюком.
– Отец мой, - негромко произнес Конан, все еще не сходя с места, могу ли я спросить тебя кое о чем?
– Если ты интересуешься своим будущим, то нет.
Киммериец покачал головой.
– Пусть будущее останется в руках богов; ты сказал достаточно, и большего я не хочу знать. Объясни мне иное, Учитель. Ты говорил о давних временах, когда мир принадлежал Первосотворенным, любимцам Митры. Гигантам, почитавшим своего великого Отца - так ты сказал! Они воздвигли Ему достойное святилище; они поставили в нем сверкающий алтарь, вознесли свод, подобный небесному куполу, вытесали колонны в тысячи локтей высоты... А Властитель Света погрузил их в земные глубины, взвалив на плечи непомерную тяжесть, и плоть их, живая и теплая, обратилась в камень! Разве это справедливо? Разве так поступают со своими любимыми детьми?
Пристально и долго Учитель смотрел на Конана, чему-то улыбаясь и поглаживая пальцами правую бровь; потом лицо его стало задумчивым и чуть грустным.
– Подумай, Секира, - промолвил он, - держать мир на своих плечах нелегкая работа, верно? И самая важная, я полагаю? Ты согласен со мной?
Конан кивнул; работа действительно была нелегкой и важной.
– Кому же пресветлый мог назначить
– Брови Учителя приподнялись вверх.
– Только своим любимым детям, коим он доверял и доверяет - и в прошлые века, и в нынешние, и в грядущие... Тяжкая участь, готов согласиться с тобой! Но разве у людей иначе? Тем, кого мы любим и кто любит нас, нередко достается самый горький кусок, не так ли?
– Но почему, наставник?
– Разве это непонятно, Секира? Такова суть любви! Тот, кто любит, поймет и простит, сын мой, поймет и простит...
– Наклонившись, старец поднял моток тонкого прочного каната.
– Ну, а теперь погляди-ка сюда. Что ты скажешь об этой веревке?
22. ПАСТЬ ВУЛКАНА
Они вышли в путь на рассвете, когда верхний краешек солнечного диска только-только показался над равниной. Учитель их не провожал; похоже, его вообще не было ни в пещере, ни на верхней площадке у тренировочной арены. Вероятно, он еще до утренней зари спустился в сад, к своим любимым яблоням и дубам, чтобы почерпнуть у них Силу и успокоить дух. Да и кто нуждался в этих проводах? Вчера и позавчера все было сказано; Конан же хорошо помнил, что наставник не повторяет своих слов дважды.
Вслед за Риной он поднялся на верхнюю террасу. Девушка легко шагала по гладким ступеням, раскачивая в руке дротик; кроме этого оружия у нее были только кинжал, сумка на поясе да небольшой мешок за плечами. Конан снарядился в путь гораздо основательнее: два меча, нож, арбалет и колчан, полный стрел. Кроме припасов, в его мешке нашлось место веревке с железным крюком, меху с водой и прочим дорожным мелочам.
Миновав приспособления из бревен, досок и канатов, обогнув ямы и дорожку с вкопанными торчком поленьями, они зашагали вверх по склону. Тут обнаружилась тропа - узкая, но вполне подходящая для человека, привыкшего с детства лазать по скалам; Конан шел вперед, почти не глядя под ноги, инстинктивно сохраняя равновесие на опасных участках. Дыхание киммерийца было ровным, тело - послушным и гибким; тем не менее, он с тревогой поглядывал на солнечный диск, медленно поднимавшийся над горизонтом, словно хотел поторопить восходящее светило.
Вскоре ему показалась, что тропинка, по которой они двигаются, выглядит довольно странной. Похоже, к ней не прикасались человеческие руки, ибо Конан нигде не мог заметить следов кирки или зубила; камень под ногами был гладким, как бы оплавленным, а изгибы уходившей вверх тропы напоминали плавное течение водного потока. Приглядевшись, он понял, что шагает по длинному и узкому языку пепельно-серой лавы, излившейся некогда из кратера и проложившей путь до самой обители наставника. Вряд ли это было случайным; скорее всего, устланная застывшей лавой дорога возникла по воле Митры, желавшего облегчить подъем к жерлу вулкана. Но кому и зачем? Означала ли эта тропа, что Учителю нужно время от времени подниматься наверх, к темным базальтовым скалам, что обрамляли края кратера?
Солнечный диск наполовину поднялся над барханами, и Конан, оставив досужие мысли, сунул руку за пояс - туда, где хранилась драгоценная фляга с арсайей. Пробка из каменного дуба была забита глубоко, но сильные пальцы без труда справились с ней; он вдохнул острый и свежий запах, потом быстро закупорил бронзовый сосудик. Хорошо, что Рина не обернулась, мелькнуло в голове; ясные глаза девушки вновь напомнили бы ему, что в этой жалкой фляжке хранится его душа. Его память и разум! Он оставался человеком лишь потому, что дважды в день, на утренней и вечерней заре, нюхал снадобье дамастинского мага, и об этом не стоило забывать.