Конан и дар Митры
Шрифт:
Утром он перекусил куском вяленого мяса с сухарями, нехитрой снедью, прихваченной из харчевни; следом за пищей отправилось пиво, сотворенное Шеймисом. Юный киммериец выхлебал его из глиняной кружки, стараясь не дышать - напиток был прогорклым, вонючим и больше походил на застоявшуюся морскую воду. Однако он ничем не выдал своего неудовольствия: в конце концов, сумеречный дух прошлой ночью представил самые весомые доказательства своей полезности, расстроив желудки сразу у восьмерых здоровенных стражей Хеолотовых богатств.
Наевшись, Конан запустил руку в мешок, погрузил пальцы в груду монет, потом
Последнее казалось ему самым важным. Деньги сами по себе мало что значили для него; он не был алчен и не испытывал преклонения перед этими желтыми сверкающими кругляшами с профилями великих владык, с геральдическими орлами, змеями и драконами. Гораздо больше его занимали блага, которые можно было на них купить: хорошее оружие, добрый конь, пища и вино, женщины... Но даже это не являлось главным, ибо оружие, коня и еду он предпочел бы своровать или отнять - точно так же, как отнял кучу золота, в которой сейчас тонула его рука. Основным же было то, что драгоценная добыча служила весомым доказательством его способностей.
Он _м_о_ж_е_т_!
У него достало хитрости и ума, чтобы придумать план, хватило ловкости и отваги, чтобы довести его до конца! Конечно, не без помощи Шеймиса - но разве не он, Конан, придумал, как использовать этого демона-неудачника? Этого недоумка, это ничтожество, способное сотворить лишь сухую корку хлеба, прогорклое пиво да саблю, что ломается при первом же настоящем ударе?
Горделивые мысли внезапно вызвали у него чувство неловкости и вины. Не стоит так думать о несчастном демоне, решил он; ведь Шеймис не виноват, что какие-то неведомые враги запихнули его в горшок, заточив на века или тысячелетия. Подумать только, какая уйма времени! За такой срок можно было позабыть собственное имя, а не одни лишь колдовские чары!
Распластавшись на животе, Конан выглянул из своего убежища, убедился, что снаружи все спокойно, и сказал:
– Ну-ка, Шеймис, сотвори мне еще кружечку пивца! Что-то жажда замучила.
Демон, вновь принявший свой нормальный вид, радостно встрепенулся.
– Сейчас, хозяин! Значит, пиво мое пришлось тебе по вкусу?
Конан кивнул головой, надеясь, что на его лице не выразилось явного отвращения. Получив кружку, он отхлебнул пару глотков и произнес:
– Отличное пойло! Наверное, сидя в горшке, ты то и дело прикладывался к пиву да вину, а? Ведь других развлечений там не было?
– Нет, мой господин, - произнес дух сумерек с глубоким вздохом, развлечений там действительно не имелось... Но мы, демоны, не нуждаемся в вине и пище - во всяком случае, большинство из нас. Так что и в этом удовольствии мне было отказано.
Они помолчали, затем Конан спросил:
– Чем же ты занимался в своей темнице? Ведь ты провел в ней столько лет, что впору рехнуться!
Шеймис огладил тощей лапкой череп, пощупал усы.
– Духи не могут лишиться разума подобно вам, людям; мы просто развоплощаемся, таем, растворяясь в астрале. Что же до того, чем я занимался, хозяин...
– Он снова
– Говоря по правде, я спал. Спал, открывая глаза раз в год или в столетие, не знаю... глядел на стеклянные стены, окружавшие меня сверху, снизу, со всех сторон, и опять засыпал... Клянусь древними богами Ночи и Дня, больше там нечего было делать!
– И что тебе снилось?
Крысиная мордочка демона приняла мечтательное выражение.
– Ах, мой господин! Иногда я превращался в могучего духа, повелителя стихий, одаренного многими умениями... Я парил в воздухе, поднимаясь все выше и выше, к бесконечному астралу, к подножию трона самого светлого Митры... Случалось мне превращаться в странное существо, безмерно огромное и сильное, подпирающее спиной некую тяжесть - столь же безмерную, как и дарованная ему сила... Но я гордился тем, что не уступаю этой ноше ни на волос! Я был гигантом, на чьих плечах покоится мир...
– Шеймис задумался, полуприкрыв глаза.
– Но больше всего, мой юный хозяин, я любил другие сны, - внезапно произнес он.
– Известно ли тебе, что древнее море, из коего ты выловил меня, на севере упирается в подножия гор?
Конан молча пожал плечами. Киммерийцы не ходили в набеги на крайний север моря Вилайет; кому интересны стылые воды, безлюдная тундра и ледяные пустыни? Те, кто хотел охладить жар среди снегов, могли воевать с ванами или гиперборейцами.
– Так вот, - продолжал Шеймис, задумчиво подняв глаза к потолку, там серые волны плещут на серые камни, горные вершины подпирают серое небо, там моросит серый дождь или падают с неба мокрые снежные хлопья...
– Должно быть, препаршивое местечко, - заметил Конан.
– О, нет, мой господин! Я жил в тех краях и не знаю места лучше... Скалы, море и дождь... неяркий свет... прохлада, тишина, покой... лишь волны шуршат у берега... Ах, как я хотел бы вернуться туда!
– Так возвращайся, - великодушно предложил киммериец.
– Ты свое отработал, - протянув руку к мешку, он позвенел монетами.
– Увы, хозяин!
– на физиономии Шеймиса появилась жалобная гримаса. Я же объяснял, что не могу покинуть тебя! Ни по своей, ни по твоей воле! Пока смерть нас не разлучит!
– Это чья же смерть?
– Конан нахмурился; такие разговоры ему не нравились.
– Твоя, разумеется! Хоть я и стар, но проживу еще немало столетий, тогда как ты, эфемерное человеческое существо, обречен скорой гибели и тлену.
Глаза юноши сузились, и он метнул на духа сумерек подозрительный взгляд.
– А ты не попытаешься приблизить эту гибель и тлен? А, приятель?
– Почему ты так решил, хозяин?
– Вид у Шеймиса был самый оскорбленный.
– Ну... Ты ведь тогда освободишься, верно?
– Да будет тебе ведомо, что находящийся в услужении дух обязан всемерно заботиться о своем господине!
– торжественно провозгласил Шеймис.
– Если же он своими действиями, равно как и советами, ускорит его смерть, то будет проклят и немедленно развоплощен!
– Кем?
– поинтересовался Конан, желавший иметь полную определенность в таком важном вопросе.
– Найдутся и стражи недремлющие, и силы великие, - ответил Шеймис, вновь вскидывая глаза вверх.
– Митра, великий и мудрый, все видит!