Конан из Киммерии
Шрифт:
Конан спросил ее:
— Чего от тебя добивались эти немедийские выродки?
— Воины сбегают из вторгшейся армии и разбойничают по всей стране, от границ до самой Тарантии, — отвечала она. — Крестьяне, живущие в долинах, наболтали им, будто у меня где-то припрятан золотой клад. Эти глупцы надеялись отвлечь таким образом их внимание от своих погребов и амбаров. Воины требовали у меня выдать сокровища; мои ответы привели их в ярость… Но здесь тебя не найдут ни разбойники, ни преследователи, ни даже ворон.
Конан покачал головой, жадно заглатывая пищу:
— Я поеду в Тарантию.
Тут
— Ты лезешь прямо в пасть дракону, король. Лучше будет, если ты скроешься из страны. Твое королевство лишилось сердца.
— Что ты имеешь в виду? — спросил он. — В прежние времена бывало и так, что война начиналась с поражения, а оканчивалась победой. Один проигранный бой — это еще не потеря королевства!
— Значит, ты хочешь поехать в Тарантию?
— Да. Просперо ее Амальрику не отдаст.
— Ты уверен?
— Демоны Преисподней, женщина! — воскликнул он гневно. — А как же иначе?
Она снова покачала головой:
— Я чувствую, что дело обстоит не так, как тебе кажется. А впрочем, давай посмотрим. Нелегко раздвинуть завесу, и все-таки я постараюсь сделать это и показать тебе столицу.
Конан не разглядел толком, что она метнула в огонь. Однако волк тявкнул во сне, а домик наполнился густыми клубами зеленого дыма. Конану показалось, что стены и потолок начали отступать и наконец ушли в бесконечность; так или иначе, дым не давал ничего рассмотреть. Но потом в нем начали появляться и пропадать какие-то образы, постепенно обретая предельную ясность.
Конан видел знакомые башни и улицы Тарантии, запруженные кричащей толпой. И в то же время каким-то образом он различал вдали немедийские знамена, неудержимо ползущие к западу, а за ними — пожары и пепелища разоренной страны. На главной площади Тарантии бесновался народ. Люди кричали о том, что король пал в бою, что бароны вот-вот начнут делить Аквилонию между собой и что власть короля — даже такого короля, как Валерий, — все же лучше безвластия. Вот к народу выехал в сияющих латах Просперо. Тщетно пытался он успокоить людей, призывая их довериться графу Троцеро и встать на стенах, помогая его рыцарям удерживать город. Но страх толпы искал выхода в гневе, и слепой гнев этот обратился против Просперо. В рыцарей полетели отбросы и камни, люди обзывали Просперо пуантенским наймитом и врагом хуже Амальрика.
Ясная картина несколько замутилась — это, видимо, означало пропуск некоторого времени, — и глазам Конана предстал Просперо, покидающий Тарантию во главе своих рыцарей. Выезжая из ворот, они поворачивали к югу и давали шпоры коням. Позади них в городе творилось нечто несусветное…
— Дурачье! — хрипло пробормотал Конан. — Дурачье! Не поверить Просперо! Вот что, Зелата, если ты надумала морочить мне голову…
— Я показала тебе то, что было, — ответствовала она сурово и невозмутимо. — Вечером минувшего дня Просперо выехал из Тарантии, выехал почти на глазах у Амальрика. Со стен уже было видно, как горели окрестные села… Так я прочитала в дыму. На закате, не встретив сопротивления, немедийцы вступили в Тарантию. Смотри же! Вот что сейчас происходит в королевском зале Тарантии…
И Конан неожиданно увидел перед собой громадный зал. Валерий, облаченный в горностаевую мантию, стоял на тронном возвышении, Амальрик
— Кром! — Конан вскочил с яростным криком, сжимая огромные кулаки. На висках вздулись жилы, судорога исказила лицо. — Чтобы немедиец короновал изменника аквилонской короной! В королевском зале Тарантии!
Как бы развеянный этой бешеной вспышкой, дым поблек и пропал, и Конан встретил взгляд черных глаз Зелаты, поблескивавших в полутьме.
— Ты сам видел — жители твоей столицы оказались недостойны свободы, которую ты завоевал для них потом и кровью. Они сами отдались в руки работорговцам и палачам. Они показали, что не верят в свое предназначение. И на этих-то людей ты хочешь опереться, отвоевывая королевство?
— Они думали, что я мертв, — проворчал он, беря себя в руки. — Сына у меня нет, а люди не склонны хранить верность памяти… Ну и что с того, что немедийцы взяли Тарантию? Еще остались провинции и тамошние бароны… остался народ! Валерий добыл всего лишь мимолетную славу…
— Ты упрям, как и подобает бойцу. Я не властна показать тебе ни будущее, ни все прошлое полностью. На самом деле я вовсе ничего тебе не показываю. Я лишь помогаю тебе увидеть, как неизреченные силы раздвигают завесу. Не хочешь ли поискать в минувшем ключа к тому, что происходит сегодня?
— Хочу! — Конан вновь сел.
И опять заклубился зеленый дым. Снова замелькали видения. На сей раз королю оставалось только гадать, какое отношение они имели к происходившему. Он увидел громадные, вздымающиеся черные стены и окутанные тенями пьедесталы, на которых громоздились отвратительные изваяния звероголовых богов. В тенях двигались люди — жилистые, смуглокожие люди в набедренных повязках из красного шелка. Они уносили в гигантские черные коридоры зеленый нефритовый саркофаг. Но пока киммериец размышлял о смысле увиденного, картина переменилась. Перед Конаном предстала пещера — обитель мрака, логово безымянного ужаса. На алтаре, вытесанном из черного камня, стоял странной формы золотой сосуд, сработанный в виде раковины морского гребешка. Конан видел, как проникли в пещеру люди — такие же смуглые и жилистые, как те, что несли саркофаг. Они схватили сосуд… и тотчас кругом них заклубились тени, — Конан не мог с уверенностью сказать, что там произошло. Он успел только разглядеть в вихре тьмы некое сияние; источник сияния показался ему комком живого огня.
А потом дым стал всего лишь обычным дымом, что поднимался, рдея и становясь прозрачным, с тамарисковых поленьев.
— Но что означает все это? — спросил Конан недоуменно. — То, что касалось Тарантии, мне понятно. Но при чем здесь заморийские воры, крадущиеся переходами стигийского подземного храма Сета? И эта пещера — сколько ни странствовал я по свету, ни о чем похожем не слышал. Я видел какие-то разрозненные обрывки, которые мало что значат сами по себе. Но раз уж ты смогла мне их показать, почему ты не можешь приоткрыть мне будущее?