Конан в Венариуме
Шрифт:
— Он — чужеземный пес! — прорычал Конан.
Если бы Тарла действительно попалась в сети, расставленные Стеркусом, то ее гнев тут же выплеснулся бы на юношу. А так, она просто встряхнулась, как человек только что вылезший из воды.
— Без сомнения, — кивнула девушка, но добавила: — Однако он говорил приятные слова, не так ли?
Конан не нашел подходящего ответа, чтобы не разразиться самыми мерзкими ругательствами, которые знал. В это время с другой стороны улицы раздались восклицания седовласой женщины:
— Почему
— Ты сама знаешь, Груч. Не хуже моего! — откликнулась ее товарка.
Обе, словно куры, принялись кудахтать.
Их пронзительные крики ужаснули Конана чуть ли не больше, чем визит в Датхил Стеркуса. Щеки Тарлы раскраснелись, будто спелые яблоки. Дочь ткача юркнула в дом и захлопнула дверь. Ее поспешный уход только усилил кудахтанье женщин. Конан не дрогнул ни перед змеей, ни перед волками, ни перед аквилонским рыцарем. Но женщины из его собственной деревни были другим делом. Он тоже поспешил ретироваться, а соседки, ничего не замечая вокруг, все продолжали тараторить.
Отец Конана занимался заточкой ножа, когда сын зашел в кузницу. Не отводя взгляда от точильного круга, Мордек сказал:
— Рад, что ты вернулся. За домом лежат дрова, которые надо поколоть.
Дрова на тот момент заботили Конана меньше всего.
— Мы должны перебить всех проклятых аквилонцев, что топчут нашу землю! — выпалил он.
— Думаю, на днях мы приложим все усилия для этого.
Мордек отвел лезвие ножа от точила и снял ногу с педали привода станка.
— А чего это ты стал рвать и метать, словно огнедышащий дракон из северной тундры?
— Неужели сам не знаешь, отец? — удивился Конан. — Разве ты не видел того самого проклятого графа Стеркуса, который недавно проезжал мимо нашей двери?
— Я действительно заметил какого-то аквилонского рыцаря, — Мордек пристально посмотрел на сына, глаза его сузились. — Ты хочешь сказать, что это был сам их командующий?
— Да, именно он, — кивнул Конан.
Его отец помрачнел.
— Надеюсь, ты не попался ему на глаза? Помниться, даже офицер из лагеря аквилонцев предупреждал нас остерегаться этого человека.
— Попался. Он даже знает, что я немного говорю на его языке, — опустил голову сын.
— Может, это не обернется для тебя серьезной неприятностью, — предположил кузнец. — О твоих способностях уже знают некоторые аквилонцы. Да и кое-кто из захватчиков в небольшой степени овладели киммерийской речью.
— Этот Стеркус, в отличие от других, овладел слишком хорошо, — сказал Конан.
— Да уж, плохие новости, — еще больше нахмурился его отец. — Обычно, аквилонцы используют наш язык, когда собираются что-нибудь у нас отобрать.
— Он говорил, — с трудом выдавил из себя Конан. — Он говорил с дочерью ткача.
Юноша специально не назвал Тарлу по имени, чтобы отец не решил, что судьба девушки волнует его больше, чем судьба
— Кром! И что он? — Мордек стал мрачнее тучи.
По тому, как он смотрел на сына, Конан понял, что его тайные чувства никакой не секрет для отца.
— Если Стеркус заигрывал с Тарлой, то мне необходимо предостеречь Баларга, — продолжил кузнец. — Этот человек, по словам капитана Тревиранаса, прославился растлением девушек, хотя я раньше не мог подумать, что его взгляд остановится на слишком юной девочке, такой как она. А теперь, кто знает? Если кто-нибудь уже провалился в болото, и ему там понравилось, захочет ли он вылезать из трясины?
Конан не разбирался в таких тонкостях. Он весьма смутно представлял, что значит «растление». Для него было важно только, как Стеркус смотрел на Тарлу и что ей говорил. Ему решительно не нравилось ни то ни другое.
— Ты считаешь, что после вашего разговора Баларг велит ей держаться подальше от аквилонца? — спросил он.
— Я надеюсь на это, — ответил Мордек. — Будь она моя дочь, я бы так поступил. Однако Баларг свободен в своем выборе, как любой из нас. Хотя, какая там свобода под ярмом Нумедидеса! В общем, пусть сам выбирает. Главное, чтобы он узнал правду.
Кузнец взглянул на нож, лежащий на раме точильного станка. Лезвию все еще требовалась дальнейшая заточка. Он вздохнул, и вышел на улицу, направляясь к жилищу ткача.
Мордек возвратился довольно скоро, но Конану его отсутствие показалось вечностью.
— Ну что? Все в порядке? — спросил юноша с нетерпением.
— Он уверял, что сделает все, что в его силах, — пожал плечами кузнец. — Правда, я так и не понял, что он имел в виду. Да и думаю, Баларг сам не знает. Ткач не в состоянии сторожить Тарлу дни и ночи напролет. Есть еще работа, равно как и у всех в Датхиле.
Если бы от Конана хоть что-то зависело, то он заставил бы Баларга завернуть Тарлу в одеяла и спрятать подальше в кладовой. Чтобы глаза Стеркуса никогда бы не смогли увидеть ее снова. А как же он сам? Тогда девушка будет скрыта и от его глаз. В туманной, вечно сумрачной Киммерии солнце редко баловало своим сиянием, и юноша дорожил каждым лучом света. Для него возможность видеть Тарлу, было сродни такому лучу, льющемуся с чистого неба.
Мордек положил ему на плечо свою тяжелую ладонь.
— Не стоит беспокоиться раньше времени, — сказал кузнец. Может, завтра Стеркус подыщет себе девчонку в другой деревне, или даже утешиться какой-нибудь аквилонской шлюхой, и больше не заглянет к нам.
— Если он тронет Тарлу, то я убью его своими руками, — с отчаянием в голосе пообещал Конан.
— Если он притронется к Тарле, то каждый мужчина в Датхиле захочет его смерти, — сказал Мордек. — А если ты увидишь, что он прислал кого-то еще за твоей подружкой, то, как поступишь?
— Кто бы это ни был, ему конец, — сказал юноша.