Концепция силы. Юлька
Шрифт:
В пространстве, вибрирующем от сваленных в одну кучу разномастных, но одинаково нахальных воплей, Юлька доплелась до письменного стола. Включила лампу. Без пятнадцати полночь. Это уже даже не наглость. Она осела на стул, обиженно скривила рот, как в детстве перед плачем.
В однокомнатной квартире через стену жил следователь РОВД, холостой и одинокий. Иногда к нему приходила подружка… Даже сейчас напряжённое лицо Юльки смягчилось, едва она вспомнила: лежала она как-то с книгой — в кресле, впритык к соседской стене, читала — и вдруг услышала через стену такое, отчего скоро бегала по своей квартире в ужасном состоянии: женщина надрывно стонала
Робкая попытка закрыть одно ухо плечом, а другое вжать в подушку… Не спасло. Показалось, сама кровать начала издавать глухое гроханье: «Бух!.. Бух!..»
Но спать-то хочется!..
Юлька откинула одеяло и в вязкой текучести внезапно материального пространства стала изо всех сил таращить глаза в угол комнаты, с мрачным наслаждение представляя: вот она входит в квартиру Лёвчика, приближается к видаку (заглядывала к нему разок, передавая принесённую расчётку на квартплату, так что знает, где и что находится) и резко сталкивает видак с подставки.
За стеной что-то грохнуло. Пьяные голоса замолчали… «Ишь, в точку! — удовлетворённо сквозь сон подумала Юлька. — Интересно, кто из них свалился? Лёвчик, наверное. Он обычно первым отключается… Эй, не отвлекайся! Итак, в телевизор, где сладенько обрыдался смазливенький певец, мы подложим бомбу! С часовым механизмом! Три! Два! Один! Ложись!»
Женский вскрик за стеной ударил по натянутым нервам девушки, заглушая краткий шумный звук — падения? Снова? И Юлька опять поспешно разомкнула — не веки, а просто железные двери на жёсткой стальной пружине.
«Господи, чего они орут, а? Ну сколько можно… Так, люстра у него… Пять или шесть лампочек? Кажется, шесть…» Девушка в собственном воображении вооружилась хорошей крепкой палкой и с замахом врезала по одной лампочке, по другой…
За стеной, кажется, до гостей дошло, что время позднее. В комнате их уже не было слышно — явно торопились одеваться в прихожей. Странно, одна из женщин почему-то истерически плачет. Обидели, что ли, по пьяни?.. Ну их всех…
Юлька ещё крепилась, но после привычно хлопнувшей двери послышалась серия быстрых негромких щелчков. Сосед закрылся. И девушка расслабилась и с облегчением обняла подушку.
Остатки сна попереливались перед закрытыми глазами радужными разводами мыльного пузыря, а потом пузырь, правда деликатно, но лопнул. И Юлька очутилась на пустынном берегу безобразного ночного бодрствования.
Сначала она не поверила.
Снова откинув одеяло, Юлька пробурчала что-то невразумительное и сердитое, не имеющее смысла, так, набор бубнящих звуков — слов не нашлось, и со вздохом пошла на кухню. Там обвела чуть обиженным взглядом кастрюли и сковородку на плите, задержалась на чайнике… Нет, ничего не хочется.
Вернулась в комнату, села на постель, закутавшись в одеяло. Часов до двух — сна точно не будет ни в одном глазу. Что делать? Чем заняться?.. Может…
Длинный скребущий звук прополз за стеной и стих. Юлька прислушалась. Снова заскребло — и пауза. По комнате Лёвчика словно тащили нечто тяжёлое — груду мелких предметов, чувствительно царапающих пол (и уши), поскольку навалили груду на очень тонкую тряпку. И груз был весьма увесистым — тянули тряпку с равномерными перерывами: толчок — пауза, толчок — пауза.
Потом Лёвчик ненадолго вышел из комнаты. Туповатое топанье в разжиженной тишине слышалось отчётливо. Потом он вернулся — и Юльку нервно передёрнуло от привизгнувшего скрежета. Звук был такой, будто Лёвчик с размаху сунул лопату в огромную кучу ёлочных игрушек…
«Господи, что же он делает?!»
Странно снежный, но царапающий шелест — и на некоторое время устоялась тишина. Недоумевая, девушка уже ждала, что ещё придумает неугомонный сосед. А тот снова «воткнул» лопату.
Дребезжащий скрежет заставил Юльку немедленно заткнуть уши. «Кошмар какой-то!»
Откликом на мысленную реплику стал угрюмый вопрос Юльки-грубиянки: «Хочешь убедить себя, что в самом деле не понимаешь? Не ври себе!» А две первые Юльки взвыли в похоронном причитании: «Ой, что же ты наделала-то?! Ой, зачем тебе это надо-то было-о!» Грубиянка на этот раз промолчала: видимо, была с ними согласна.
С пониманием началось окаменение. Напряглись и потеряли чувствительность плечи. Заломило спину, вздрогнули пальцы — и холод, холод, холод по коже… Девушка превратилась в пустую оболочку, внутри которой плавали застылые, обесцвеченные слова: «Я не думала, что всё это всерьёз… Я не хотела…»
А сосед за стеной продолжал сметать и выбрасывать битое стекло, и было этого стекла очень много, и морозно скребло оно по ужаснувшемуся сердцу Юльки.
30
«Ангел пролетел» — звенящие секунды безмолвия… Тишина оглушила, но Юлька постепенно выползла из неё. Помог Олег. Он находился где-то рядом. Она знала о его присутствии, потому что он сразу откликнулся на её первую, несколько странную мысль, которую она сама сразу не поняла:
— Тварь скользкая…
Мысленный разговор пошёл сразу.
— Не ругайся. — Он не ожидал от неё подобных слов, поэтому укорил не вполне уверенно, а Юлька машинально вспомнила свой прошлогодний одиннадцатый класс: он сначала точно так же отреагировал.
Пространство полезло во все стороны, разрывая узкие границы ошеломления. Юлька начала приходить в себя… Сидит. На кровати. Закутавшись в одеяло. Дрожит.
— Я не ругаюсь. Я так себя чувствую.
— Ты ж филолог. Найди другие слова.
— Вот именно — филолог. (чего пристали со своим филологом! Филолог что — не человек?) Это часть строки.