Концерт для колобка с оркестром
Шрифт:
– А вам можно? – на всякий случай решила уточнить я.
Ольга Ивановна улыбнулась:
– Замечательный вопрос Знаете, меня очень удивило, когда я узнала, что перед тем, как сделать осужденному на смерть инъекцию яда, иглу шприца тщательно стерилизуют. Интересно, зачем? Тому, кто через пару секунд станет трупом, уже все равно, занесут ему в кровь гепатит, СПИД или что-нибудь еще. Несите хлеб. Кстати, положите сверху, на масло, сырокопченой колбасы, там есть кусок.
Я выполнила просьбу больной. Ольга Ивановна
– Мне намного лучше!
– Вот и слава богу, – обрадовалась я, – видите, поправляться начинаете, проснувшийся аппетит первый показатель этого.
В огромных глазах Ольги зажглись огоньки.
– Нет, это другое. Мне все время казалось, что следует покаяться, снять груз с души, и тогда легче станет. Так и вышло. Только вы до конца дослушайте.
– Вы в чем-то еще хотите покаяться? – весьма неделикатно воскликнула я.
Ольга Ивановна стала теребить угол пододеяльника.
– Яна ушла, больше она ко мне не возвращалась.
Я в то время еще больной не была, пошла в магазин на вокзальной площади, он у нас один хороший, и столкнулась там с Тоней.
Антонина рассказала, что Яна подалась в Москву и с тех пор от нее ни слуху ни духу.
– Совсем не появляется и не звонит? – удивилась Ольга Ивановна. – Вот неблагодарная! Вы с сестрой ее на ноги поставили! Хорошо же она тебя отблагодарила!
Тоня скривилась:
– Не надо мне ее благодарности, умотала, и ладно, меньше забот. Главное, чтобы назад не вернулась.
Ольга, не зная, как отреагировать на подобное заявление, ушла. Дома она старательно выбросила из головы воспоминания об этой встрече. Но кто-то на небесах не позволил бывшей директрисе детдома жить спокойно. Некоторое время назад к ней явился незнакомый молодой человек и представился:
– Роман Фомин, бывший воспитанник детдома, тот самый, оставшийся в живых из двойни. Скажите, Ольга Ивановна, правда ли, что мой отец, Леонид Фомин, был писателем?
Что оставалось делать Ольге Ивановне? Она сначала попыталась ответить обтекаемо, забубнила нечто вроде: «Ну… это… не помню… давно все было…»
Но Роман спокойно прервал ее.
– У меня есть метрика, там указано: отец Фомин Леонид Филимонович. Вопрос не в имени, а в том, был ли мой папа писателем? Все равно я узнаю правду. Где-то в архивах лежит заявление об отказе матери от детей, найти его трудно, но возможно. Сделайте одолжение, скажите, как обстояло дело.
Ольга Ивановна почувствовала себя совсем плохо.
Она искренне пыталась забыть про то, как помогала Соне, но у нее ничего не получалось. Хотя, если подумать, преступления Ольга не совершила, Соня сама решила избавиться от детей, чтобы жить в достатке с успешным мужем. Но отчего-то Оля считала себя виноватой и никак не могла избавиться от этого чувства.
– Да, – сказала
– Давайте не будем говорить о моральной стороне дела, – усмехнулся Роман, – меня волнуют только материальные проблемы. Значит, Софья, будучи женой литератора Леонида Фомина, родила двойню: меня и сестру Катю. Потом она сдала детей в приют. Катюша погибла при пожаре, а я выжил, так?
– Да, – подтвердила Ольга, – верно.
– Эта Соня, – продолжал Роман, – после родила дочку от законного, богатого мужа. Назвала чадушко Людмилой и всю жизнь воспитывала ее в полном достатке. Да?
Ольга только кивнула.
– Но, видать, богатый супруг импотентом был, а наша маменька захотела плотских радостей, – ухмылялся Роман, – бог-то шельму метит! Снова двойня получилась!
– Многоплодность закладывается генетически, – попыталась объяснить Оля физиологическую сторону вопроса, – очень часто женщина, родившая двойню, снова беременеет двумя…
– Насрать мне на ее генетику, – рявкнул Роман, – навалить три кучи! Мне другое интересно! Родила маменька еще двух деток, но не от Фомина, да?
– Да.
– А от кого?
– Вроде от шофера мужа.
– Но точно не от Леонида?
– Стопроцентно, он же совсем спился, умер уж, наверное, давно, – вздохнула Ольга.
– Родились у нее девочка Яна и мальчик Алексей?
– Верно.
– Почему же он Мирский, а она Гостева?
– Яну удочерила женщина, Олимпиада Гостева, – разъяснила Ольга, – а мальчика сдали в приют, там его нарекли Алексеем и дали фамилию Мирский.
– Янку воспитывали дома, а парня за госсчет, – процедил Роман, – вечно девкам везет! Но лучше всех эта Людмила устроилась! Вот уж кто сливки снял!
– Людмила-то ни в чем не виновата!
– Ага! – взорвался Роман. – Жила, сырничала, ни в чем отказа не знала! А я лишней тарелки каши не имел!
– Но девочка-то ни при чем, это Соня…
– Хватит, – рявкнул Роман, – все понятно! На самом деле я пришел выяснить лишь одну вещь: я – Фомин, сын Леонида, а остальные нет, так?
– Да.
– Моя сестра погибла в пожаре, да? – – Верно.
– А почему у меня фамилия Фомин?
Ольга несказанно удивилась.
– Какая же она должна быть? Тебя ведь привезла Соня, с метрикой, в ней четко стояло: отец – Леонид Фомин. На основании ее тебе и паспорт выдали.
– Метрика у меня, говорил же только что вам, только там не написано, что папенька писатель, – раздраженно сказал Роман и спросил:
– Значит, я один Фомин, настоящий, а остальные Сонины дети ему никто?
– Да, – подтвердила Ольга, удивившись, что Роман настойчиво задает один и тот же вопрос.