Концерт по заявкам (Повести и рассказы)
Шрифт:
Снова звонок, распахиваются двери, вливается поток зрителей, растекается по рядам, переговариваясь и усаживаясь на свои места. Снова гаснет свет. И снова начинает светиться белое полотно, ослепительно улыбается герой, мчится на неоседланной лошади героиня с развевающимися волосами.
Артистка до сих пор хранит в памяти и героя, и героиню, и тех, кто снимал фильм. Ей вспоминается в этот момент, как герой приезжал на съемку со своей женой, кукольно-красивой брюнеткой, не спускавшей с него черных недобрых глаз, а героиня, хорошо скакавшая на лошади,
— Милочка, сколько можно? Неужто нельзя встать на полчаса раньше?
И героиня отвечала капризным голоском балованной примадонны:
— Значит, нельзя! И не требуйте от меня невозможного!
Режиссер разводил руками, а она, артистка, самая незаметная из незаметных, повторяя про себя немногие слова своей роли, думала с вожделением:
«Эх, если бы я… Дали бы мне эту роль! Я бы встала в шесть, в пять, в четыре утра! Я бы приехала на студию раньше всех и никогда, ни на одну минуту не опоздала бы! Никогда, ни за что!»
Она и в самом деле была дисциплинированна, аккуратна, точна, и все это из-за преданной, поистине бескорыстной любви к кино, бескорыстной, потому что статисты, в сущности, получали до обидного мало.
А годы между тем мелькали один за другим, словно кадры на экране. Появлялись новые кинофильмы, новые молодые герои и героини сменяли старых, порядком приевшихся актеров, и зрители мало-помалу привыкали к новым актерам, к их гриму, прическам, костюмам, диалогам, манере игры…
И ее все реже приглашали сниматься в массовках, не говоря уже об эпизодах.
Правда, однажды молодой, но уже известный режиссер, поставивший два нашумевших фильма, прикусив погасшую сигарету, как-то проходил мимо и вдруг вскинул на нее острый прищуренный глаз.
— А вот эта подошла бы для старухи, — уронил на ходу.
И помреж, блондиночка из породы флакончиков, в тугих джинсах с цветастой маркой на заду, моргая густо накрашенными ресницами, промолвила послушно:
— Действительно, типичная старуха…
Поначалу она подумала, что это вовсе не о ней. Какая она, в самом деле, старуха? Это о ком-то другом, а вовсе не о ней, конечно же не о ней…
И тут же поняла, что нет, это именно о ней. Блондиночка быстро проговорила, глотая слова:
— Значит, так. Приходите завтра, в девять утра. Договорились?
Она кивнула:
— Договорились.
В тот вечер она долго, внимательно разглядывала свое лицо в зеркале и думала будто бы о ком-то решительно постороннем: «Как же это все случилось? Когда успела так неожиданно, так быстро нагрянуть старость? Вот уже и старух предлагают играть…»
Вспомнилось: много лет назад в одном фильме ей поручили эпизод, по тем временам довольно продолжительный: она играла участницу художественной самодеятельности, пела романс, аккомпанируя себе на гитаре.
Специально для этого эпизода она выучилась играть на гитаре, а петь любила всегда. Голос у нее был
И она бездумно выговаривала грустные слова, ни на секунду не проникаясь их смыслом:
В жизни все неверно и капризно, Дни бегут, ничто их не вернет. Нынче праздник, завтра будет тризна, Незаметно старость подойдет…В ту пору старость была от нее до того далека, что она даже в шутку представить себе не могла, что когда-нибудь может состариться. Да нет, не бывать этому! Никогда в жизни!
Ровно в девять она явилась на студию. Блондиночка рассеянно повела на нее томным, удлиненным карандашом «Живопись» глазом.
— Вы к кому? — спросила.
— К вам, — ответила она. — Вы просили приехать, пробоваться на старуху…
Блондиночка улыбнулась:
— Ах, да. Совсем забыла. Совершенно верно, пройдите в гримерную. Знаете, где гримерная?
— Примерно, — ответила артистка.
Ее утвердили на эпизод, но, как и следовало ожидать, роль старухи была крохотная, самая что ни на есть проходная.
Старуха сидит на скамейке возле дома, и, когда к ней подходит молодой человек, спрашивает, не видела ли она синюю машину с откидным верхом, она отвечает:
— Нет, не видела. Как-то мне ни к чему…
Вот и вся роль. Одним словом, эпизод.
Когда-то старик Аркадьев, работавший еще у самого Ханжонкова вторым режиссером, сказал ей:
— Вы — заслуженный мастер эпизода…
И она не знала, обидеться ли ей на эти слова или гордиться ими.
В конце концов решила забыть о них, как не слышала.
Спустя несколько лет ей довелось прочитать о себе в журнале «Искусство кино». Впервые она увидела свою фамилию напечатанной в журнале и не переставала вглядываться в нее, испытывая чувство непритворного удивления.
Некий киновед перечислял актеров второго и третьего плана, уверяя, что именно от этих актеров зависит подчас успех ленты.
Он был настойчив в своих уверениях, можно было подумать, что самое главное в любом фильме — вовсе не звезды, а только лишь статисты и второстепенные актеры. В числе перечисленных была и она. Ну и что с того? Разве это упоминание сумело изменить что-либо в ее жизни? Разве посетил ее после того тот, кого она ждала так долго, так истово, — его величество Случай? Наконец, разве кто-нибудь, и прежде всего она сама, поверил киноведу, что второстепенные участники картины — самые важные?
…Четвертый час подряд она в зрительном зале. Вновь и вновь мелькают знакомые кадры. Дождь обрушивается внезапно на землю, бежит в гору героиня, на дороге возникает герой, улыбаясь своей знаменитой улыбкой. А вот и ее молодое, неискушенное, не исклеванное жизнью лицо ненадолго появляется на экране…