Концертмейстер. Роман в форме «Гольдберг-вариаций»
Шрифт:
«Куда я еду? В общежитие! С водкой и закуской!» – я представил, как буду брать черный пакет с рыбкой в туалет, как усну с ним в обнимку, желая сохранить содержимое, как меня будут мучить ночные кошмары, будто кто-то крадется, будто чья-то рука тянется к бутылке с драгоценной жидкостью…
«Нет», – я решительно покинул ступеньки общественного транспорта: «В общежитие ехать категорически нельзя!».
Но где ночевать? Перебирая своих знакомых, я, к ужасу, не смог найти ни одного, кто бы меня приютил с таким грузом, без непоправимого ущерба для последнего.
И тут вспомнил свою спасительницу: «Маргарита, только она». Но к ней нельзя идти просто
Проклиная себя за лень и непозволительную небрежность, возвращаюсь в магазин к знакомой продавщице. Прошу бутылочку «Советского шампанского» (а другого нет!). Продавщица узнала и с понимающей улыбкой на сей раз упаковала покупку в «фирменный пакет» с портретом Пугачевой. Потом опять иду в кондитерскую. На сей раз за пирожными. Трачу свои деньги, и утешаюсь лишь мыслью о том, что шампанское дешевле водки.
Ноябрьский вечер окутал темнотой и холодом. Усталость после кладбищенской работы накатила с новой силой. Еле доплелся до дверей подруги. Дома. На сей раз открыла сразу.
Рита выглядит потрясающе – смена работы явно пошла ей на пользу. Уже без снятого после работы макияжа, молоденькая, совсем девчонка, в светленьком коротком халатике, застегнутом не на все пуговички, она при каждом движении соблазняла «прелестями» юного тела. Обрадовалась, но не смогла отказать себе в насмешке:
– Что за вид? И почему без цветов?
– Риточка, прости, но сегодня я не мог к тебе не прейти. Если бы ты знала, сколько всего пережил! И нет сил идти за цветами – завтра их будет много, правда, не у нас с тобой. Горе у нас в консерватории, похороны… Но я с угощениями. Праздновать будем твое освобождение – вино пить!
Рита еще раз критически осмотрела мой «кладбищенский вид» и распорядилась:
– Сначала вычисти одежду и обувь на лестнице, потом отмойся, а там уж видно будет, что мы будем праздновать.
Дабы не обижать подругу, скрыл истинные причины посещения. Сказал, что пришел отметить ее «спасение», нашел красивые слова о болоте, в котором она существовала, но из которого ей удалось вырваться и стать царевной (она действительно заметно похорошела!). Маргарита, веселясь, заметила, что с царевной-лягушкой как-то все было наоборот, по-другому! Но это не важно. Тост «за освобождение от этих болотных тварей» пришелся ей по душе. Выпили. Потом я рассказал о сегодняшних злоключениях, о постигшей институт «непоправимой утрате». Марго развеселилась еще больше.
– Помню. Старый козел!
Выпили еще раз «за избавление от молодых и старых козлов!»
Потом был кофе, кладбищенские подробности, рассказы Маргариты о новой работе, где одни женщины, – «еще тот змеюшник!» – но по сравнению с прежней работой – «конечно, сказка». Наш приятный вечер подходил к концу. Вопрос о моей ночевке решился сам собой. Пошел в комнату, включил телевизор, расположился на диване. Стало по-домашнему тепло и уютно. Рита на кухне убирала посуду, напевая что-то из репертуара Пугачевой, а я сидел на диване и смотрел телевизор…
Утром меня разбудил голос Маргариты:
– Эй, просыпайся, я ухожу, – Рита, теребила за плечо.
Я очнулся в той же сидячей позе, которую принял, располагаясь на диване вечером. Сердобольная подруга прикрыла меня пледом. Было еще темновато, на улице моросил дождь, ТВ работал, знакомя зрителей с утренними новостями, аромат кофе проник в комнату. Тело затекло,
Рита, не суетясь, наводила красоту в прихожей, комментируя вчерашние события:
– Ты переработался, однако. Такое с тобой раньше случалось, разве что во время сессии!
Наконец, она появилась в комнате для того, наверное, чтобы продемонстрировать свою прелесть моему ничтожеству:
– Завтрак на столе. Дверь не забудь захлопнуть, герой-любовник. Чао! – попрощалась подруга, улыбнувшись и послав на прощание воздушный поцелуй.
Я смог лишь промямлить в ответ что-то благодарственное.
… … …
«La Course a l'echalote» [9]
Прошло не менее получаса, прежде чем удалось чуть прийти в себя – тело стало подчиняться, но плохо. Добрался до кухонного стола. Действительно, Рита позаботилась: на столе тарелка с горой разнообразных бутербродов. Чистая чашка с блюдцем. Записка прислонена к кофемолке. Приказ «учебного отдела» гласил: «Завтракай, помой посуду, выключи телевизор, захлопни дверь. И не забудь продукты в холодильнике! Твоя Рита».
9
«Не упускай из виду» – (фр.) название французского фильма с Пьером Ришаром в главной роли (прим. авт.).
Две выпитые чашки кофе с бутербродами не вернули к жизни, лишь голод, накопленный со вчерашнего утра, чуть отступил. Еще отдыхал, обливался холодным душем, пил кофе и только в одиннадцатом часу смог, наконец, покинуть Ритину квартиру. На душе было тяжело – к моим проблемам добавился еще вчерашний конфуз с Маргаритой.
В консерваторию на «гражданскую панихиду» добрался быстро, но все равно немного опоздал. Вхожу в зал. «Наш Гузий» стоит у входа – бдит. Увидев меня, показывает пальцем на часы и с укоризною покачивает головой. Выражая сожаление всеми доступными мимике способами, показываю ему пакет с продуктами. Он понимающе покачивает головой уже сверху вниз, уже с «чувством глубокого удовлетворения».
В ожидании дальнейших распоряжений подхожу поближе, но он, в назидании, за опоздание, казалось, перестал меня замечать.
Между тем, события шли своим чередом. Гроб стоял на сцене концертного зала. Близкие, траурно всхлипывая, располагались вокруг. Были речи, соболезнования. В перерывах струнный квартет играл печальные мелодии. Наконец, Гузий дал знак, и церемония вступила в следующий этап. К зданию подкатили три автобуса. Гроб вынесли по коридору, образованному студентами. За гробом шли родственники, начальство, коллеги, то есть все те, кому нужно было занять место в автобусах.
Я, стараясь не упускать из виду Гузия, прижимая к груди пакет, двигался параллельным процессии курсом, не переставая удивляться его организаторским способностям. В нужный момент он вспомнил обо мне, и, не заглядывая в «шпаргалку», указал номер моего места в автобусе рядом с музыкантами из духового оркестра, среди которых были мои вчерашние друзья-копачи, встретившие меня радостными возгласами приветствиями – «начальство пришло». Вася Теркин, как ни в чем не бывало, сидел вместе с ними. Руки его были в перчатках – он берег аппарат, ему предстояло бить в тарелки. Вася («вот же паразит!») обрадовался мне не меньше других.