Кондор улетает
Шрифт:
— А-а! — Роберт потер небритый подбородок. — У меня в прошлом году тоже вышло кое-что в этом роде. Смешно — Старик никогда не занимался наркотиками, а никто не верит.
И снова Джеспер начал подыскивать подходящие слова.
— Когда человек занимается бутлегерством, очень часто он и по другим дорожкам ходит. Вот, скажем, мясо. Мяса ведь вокруг хоть залейся. Даже и Старик имел с ним дело в старые времена, когда я только начинал работать. Ну, вот люди и рассуждают: мясо — раз, бутлегерство — два, значит, и третьего не миновать.
Мясо? Какое еще к черту мясо? — подумал Роберт. Ах, да, — девки. Старик же с этого начинал…
— Ясно. Ну и как же все произошло?
Джеспер совсем запыхался от объяснений. В гостиной он уселся поудобнее, передвинув кобуру под мышкой так, чтобы она не мешала покойно откинуться.
— В такую рань в гараже никого не было, только молоденький паренек да пара негров. Когда эта четверка ввалилась, никто и не пикнул. Мальчишка наложил в штаны, просто смех… — Джеспер умолк и беззвучно рассмеялся. — Посмотрели бы вы на него, когда все кончилось. Так и застыл на месте. А по морде слезы катятся.
И я мог бы так, подумал Роберт. Я помню…
— Они пробыли там битый час, перевернули все вверх дном, ничего не нашли, ну и разнервничались. И тут подъезжает Старик. Вы же знаете, он никогда туда не заворачивает, а тут вдруг велел Макалюзо заехать прямо в гараж, а они, как увидели большой черный лимузин, так и начали стрелять.
— Да кто это «они»?
— Дерьмо из Билокси, — коротко ответил Джеспер. — Знаете Риццо, букмекера? Так один был его двоюродный брат.
Под задним сиденьем всегда хранился пистолет. Роберт словно увидел, как Старик потянулся за ним.
— Старик подался вбок и нырнул вниз. А я как раз шел на работу, ну и оказался там в один момент.
Его плечи вновь затряслись, и Роберт невольно спросил себя, смеется ли он когда-нибудь вслух.
— И Макалюзо чуть меня не переехал — подал назад со скоростью в сорок миль, не меньше.
— В перчаточнике тоже ведь есть пистолет, — сказал Роберт.
— Не до него было. — Джеспер нагнулся, распустил шнурки ботинок и начал растирать вздувшиеся лодыжки. — Выводя машину задом, он же Старика прикрыть не мог.
— Да, конечно, — сказал Роберт. — Конечно.
— И прямо за Макалюзо вылетают эти трое сучьих детей. Так и жгут резину, а крышка багажника хлопает вовсю. Раз — и нет их. — Джеспер еще больше распустил шнурки и опять принялся энергично растирать ноги. — У меня высокое давление, — сказал он, — и я долго ходить не могу.
— Эй, погоди-ка, — вдруг встрепенулся Роберт. — Мне показалось, что их было четверо, а не трое.
Джеспер оторвался от своих ноющих ног.
— Вот именно было. Я же вам сказал. Двоюродный брат Риццо, Старик его уложил. — Он сбросил ботинки. — О-ох! — Он снял и носки. — Похожу пока босой, меня же тут никто, кроме сиделки, не увидит.
Роберт пошел спать, думая: я ведь трус. Я знаю, что я трус. Я как тот парнишка
В комнате Анны стояли две односпальные кровати.
— Мне так жаль, Роберт, — сказала она. — Так жаль!
— Ничего, милая! — Смотри не ухмыльнись, мальчик. Сегодня ты выспишься.
— И мне очень жалко, что у нас не получился медовый месяц.
— У нас был отличный медовый месяц.
Еще два-три таких пустых дня, и ты бы сбежал куда глаза глядят.
Проснувшись, они сразу поняли, что Старик давно не спит. Они услышали его надрывный утренний кашель. Хриплые квакающие звуки разносились по всему дому.
И Роберт, несмотря даже на безопасность односпальной кровати, беспокойно заворочался. Он поспешно оделся и вышел из комнаты Анны.
А потом начал мерить шагами холл от входной двери до столовой и обратно. Взад-вперед, взад-вперед. Он чувствовал, как жестко ступают его каблуки по ковру, у точно стараясь втоптать его в паркет. Ему чудилось, что он ступает по собственным следам, что каждый шаг стирает четкий отпечаток, обращенный в противоположную сторону.
Остановившись у входной двери, он забарабанил пальцами по сетке. За верандой, за ее белыми креслами и папоротниками в цементных вазах, время от времени проезжали автомобили, потом прошел какой-то человек. Роберт смотрел на его серые брюки и не большой черный зонтик, которым он заслонялся от солнца.
Дождя не было уже давно: улица казалась пропыленной насквозь и даже листья пальм шуршали как-то по-особому сухо. Роберт прислушался к глухому перестуку их черенков. Невидимые древесные лягушки наквакивали дождь. Он давно хотел поймать древесницу живьем, но так и не поймал, хотя один раз такая лягушка свалилась на него с ветки, пощекотав его крохотными лапками с присосками.
Но не мог же он весь день простоять у входной двери, глазея на улицу. Ему полагается что-то делать, ему полагается быть занятым. Да и в любом случае он хотел выпить кофе.
В столовой Анна сказала:
— Роберт, мне пришла в голову чудесная мысль.
— Отлично. — Кофе был черный и очень горячий. Он добавил молока.
— Тебе не кажется, что отель в Порт-Белле мог бы стать чудесным домом для нас?
— Отель?
— Если убрать флигеля и эту жуткую кухню.
— Я как-то об этом не думал.
— Я понимаю, что это может показаться сентиментальным и глупым, но мне хочется, чтобы место, где я провела свой медовый месяц, принадлежало мне.
— Ну что же, — сказал он. (Нет. Только не жить там. Мне там не нравится. Слишком тихо, слишком далеко. Мне не нравятся сосны, не нравится, как они шуршат даже без ветра.) — Что же, пожалуй.
— Мы могли бы уезжать туда на лето. Этот мыс очарователен. Я теперь же спрошу у папы.
— А ты думаешь, он сейчас в настроении говорить о делах?