Кондотьер Богданов
Шрифт:
— Что?
— Вот! — Евпраксия показала стеклянный флакон в кожаном чехле. — Это смертное зелье! Мы добавили в питье собаке — издохла. Можем и твоей, князь, дать, для поверки. Мой отец умер, как поел с Казимиром с глазу на глаз. Накануне был крепок и не хворал.
Довмонт глянул на крестника.
— Это не мое! — крикнул Казимир. — Сама подбросила! И бабу свою научила!
— Прямо здесь поклянусь, перед владыкой! — сказала Евпраксия. — Неёла тоже.
— А ты поклянешься? —
— Да! — облизал тот губы.
Довмонт нахмурился — дело принимало плохой оборот. Если обе стороны поклянутся, как определить виновного? Кто из двоих готов солгать перед Богом? Вчерашний язычник или влюбленная княжна? Оба могут. «Почему Казимир сразу поверил, что в посудине яд? — подумал Довмонт. — Почему не попросил поверки? Княжна могла обмануть. В Сборске трудно найти нужный яд, да и Плескове поискать. На Руси не принято травить князей, здесь их режут — как и в Литве. По ядам немцы мастера…»
— Приведите собаку и сыщите травника! — велел Довмонт.
Ближний кмет рванулся из сеней и скоро явился с псарем. Тот вел на поводке старую суку. Довмонт мысленно одобрил: поняли правильно, доброго пса жаль. Псарь отдал поводок кмету, поставил на пол плошку, налил в нее из фляжки светло-желтой жидкости.
— Мед! — пояснил князю. — Ласка любит! Глазами плохо видит, но чует добре.
Сука и вправду волновалась, тянулась к плошке, натягивая поводок.
Довмонт глянул на княжну. Та вытащила из флакона пробку, плеснула в плошку.
— Отпускай! — велел князь.
Ласка подбежала к плошке и стала жадно лакать. Люди в сенях смотрели на нее с острым любопытством. Сука вылакала плошку до дна, облизала дно и улеглась на пол, примостив голову на лапы. Довмонт глянул на княжну.
— Не торопись, князь! — сказала Евпраксия. — Зелье хитрое.
Протекла минута, другая, пятая… В сени влетел запыхавшийся травник. Долговязый, в длинной рясе с пояском, он с порога поклонился князю. Довмонт сделал знак подойти.
— Что за зелье?
Травник плеснул из флакона в руку, растер жидкость ладонями, понюхал, затем лизнул.
— Добрая трава! — сказал радостно. — Здесь не растет. Издалека привозят. От сердца помогает. Настоять в кипятке и добавить в питье пять капель…
— А ежели больше? — спросил Довмонт. — Плеснуть, не считая?
— Сердце заколотится и станет худо. Молодой, может, и отлежится, а вот старому не встать…
— Глядите! — крикнул кто-то, указывая на суку.
Все повернули головы. Ласка лежала на боку, вытянув лапы. Подбежавший псарь потрогал суку, заглянул пасть.
— Издохла! — объявил громко.
— Твой пес тоже был старым? — спросил Довмонт у княжны. Евпраксия кивнула. Князь глянул на травника: —
— Немецкая работа! — сказал травник, вертя в руках флакон. — В Плескове не купишь.
Довмонт глянул на Казимира, тот нервно облизывал губы. Княжна не солгала, понял Довмонт. Она имела право на месть. За смерть отца вырезают род врага. Однако Казимир поклянется, и судить придется княжну.
— Ты говорила о предательстве? — спросил Довмонт Евпраксию. — Поведай!
— Казимир убил моего отца, чтоб передать город ордену.
— Лжа! — отчаянно крикнул литвин.
— Он привел в Сборск роту немецких наемников.
— Я нанял их на свои деньги! Чтоб защищать город!
— Здесь стоит капитан наемников, княже! Спроси его!
Чернявый немец с круглой шапочкой в руках вышел вперед и поклонился Довмонту.
— Как тебя зовут? — спросил князь.
— Конрад.
— Кому служишь?
— Кондотьер Богдан! — наемник указал на незнакомого князю кмета. — Я приносить ему присяга после того, как князь Казимир бежать из Сборска.
— Почему Богдану?
— Он брать меня в полон.
— Кому служил до Богдана?
— Ордену.
— Казимир говорит, что ему!
— Солдаты земли Швиц служить тому, кому присягать. До Богдана я присягать ландмейстер ордена Святой Девы Марии.
— Он послал тебя в Сборск?
— Так!
— Что велел?
— Служить князь Казимир и ждать войско ордена.
— Лжа! — закричал Казимир.
— Я присягать! — насупился Конрад и указал рукой. — Этот монах!
— Он еретик, княже! — завопил Казимир. — Как можно верить его клятве?
— Сам еретик! — обиделся Конрад. — Вот! — он вытащил из-за ворота серебряный крест. — Я верить в Господь наш Иисус Христос, я молиться ему. Я креститься не так, как вы, но бог наш един. В кого верить ты, Казимир? Ты бежать из города и бросить свой солдат. Трус! — Конрад плюнул. — Я лучше сидеть в чистилище, чем служить тебе!
— Владыка! — повернулся Довмонт.
Иосаф подошел и встал перед наемником.
— Клянешься ли ты перед лицом Господа нашего, что сказал правду? — спросил звучным голосом.
— Клянусь! — подтвердил Конрад, перекрестился и поцеловал крест.
Довмонт глянул на Казимира. Литвин был бледен, нижняя челюсть дрожала. Можно не спрашивать.
— В поруб его! — велел Довмонт. — До суда веча!
В сенях стало тихо. Князь Плескова волен в своем суде, но к смерти приговаривает только вече. Казимир побледнел и растерянно глянул на Довмонта. Подскочившие кметы сняли с него пояс с кинжалом, завернули руки за спину.
— Господин! — взмолился Казимир по-литовски. — Пощади! Я все расскажу!..