Конец академии
Шрифт:
“О, - подумал я, - целая генерала ИСБ, солидно!”
Оглядев кабинет, та чуть кивнула в мою сторону, затем уточнила, - Пётр Иванов?
– Так точно, - бодро заявила оперша, - ведем допрос относительно террористической деятельности…
– Я его забираю, - перебила ту генерала, не став дослушивать.
– Но… - опешившая от такого иэсбешница даже не сразу нашлась, что сказать, - госпожа генерала, допрос еще не окончен.
– Не важно, - отрезала хмуро большая начальница (а кем она еще могла быть), - дело Иванова забирает, как и его самого, канцелярия ЕИВ.
– Но…
– Капитана, - снова оборвала
– Так точно, - уже тише ответствовала, резко потерявшая пыл и задор женщина.
– Тогда за мной, - рыкнула генерала уже мне, - и наручники с него снимите.
– Погодите, - подал голос я, - а пальто?
– Там осталось твоё пальто, - скривившись, махнула куда-то в сторону оперша и я понял, что оно так и висит в том самом подвале, где сам себя перехитривший Рубинштейн организовал тайный мужской клуб. Если конечно его давно не прибрали к рукам какие-нибудь бомжи.
Путь на свободу был куда короче, чем до камер в подвале и уже через пару минут я оказался, на залитом солнцем заднем крыльце здания, возле которого был припаркован наглухо тонированный фургон.
Стоило мне сделать шаг, ежась от легкого морозца, в влажном климате Питера пробиравшего до костей, как боковая дверца тут же отъехала в сторону и из салона пахнуло теплом.
Поспешив быстрее забраться внутрь, я сел на первое попавшееся сиденье и встретился глазами с женщиной напротив.
– Ну здравствуй, Пётр, - восточный тип лица и чересчур мягкий говор вот что я заметил прежде всего, а затем, она протянула руку и представилась сама, - можешь звать меня Виктория, я представитель канцелярии Её Императорского Величества, и нам с тобой о многом, сейчас предстоит поговорить
– Ну и что ты думаешь?
– спросила оперша напарницу, глядя в окно на отъезжающий фургон.
– А что тут думать, у нас опять его забрали, теперь канцелярия. Чем же он им всем так важен?
– Угу, - буркнула первая, - и им и Кентавру. Не находишь это странным?
– Допросить бы его, по настоящему, - мечтательно произнесла вторая, - он ведь точно знает, по глазам видела.
– Мда…
Внезапно дверь кабинета распахнулась и в проходе возникла фигура начальницы их отдела, полковницы Киреевой.
– Петрова, Боширова, - требовательно произнесла она, - со мной к генерале, бегом!
– Началось, - устало произнесла первая.
– А у вас и не кончалось, - ответила резко полковница.
Глава 22
После разговора с Викторией, я остался в двойственных чувствах. Во первых, с одной стороны меня похвалили, за организацию просветительского процесса, с другой стороны за неё же и поругали. Во первых, как оказалось, ни в коем случае нельзя было устраивать всё тайно, только полная открытость и официальное разрешение от соответствующего цензурного органа на размещение подобного в ГИС. Никакой самодеятельности, в общем.
Не выдержав, я все же признался, что идея подобного изначально была не моя, а Хаима Иосифовича, также невинно пострадавшего от произвола зловредных иэсбэшниц. Не удержавшись, наябедничал
Кстати, намекнул, на пропадающий втуне талант организатора в лице Рубинштейна, после чего получил заверения, что к нему присмотрятся поподробнее.
Вернувшись домой, попал в медвежьи объятья перенервничавшей Иланы, что успела застать последние отъезжающие от подвала воронки ИСБ с загруженными для допроса мужчинами. Боярыне уже было в экстренном порядке доложено о моём попадании в застенки, поэтому, отпустив меня, Семёнова пулей рванула обратно к коммуникатору, сообщать, что я вернулся живой и без конвоя. Пальто моё, форменное, кстати, она таки прихватила, проникнув через развороченный проем в опустевшее помещение. Недоработка, так-то, ИСБ. Могли место, по их мнению, сборища террористов, хоть запрещающей ленточкой перекрыть. Но, похоже, им нужен был лишь формальный повод, чтобы арестовать меня и допросить.
Террористом выставляли - сучки. Но ничего, канцелярия разберется и им покажет. Подбадривая себя подобными мыслями я и заснул в объятиях Иланы, после всего произошедшего с двойным удовольствием прижимаясь к упругому женскому телу, закинув на него ногу и облапав рукой за грудь. Начинаешь ценить все эти маленькие радости, после холодной и мрачной подвальной камеры, с злыми надсмотрщицами и наглыми иэсбэшницами.
На занятиях все было по прежнему, хотя нет, неожиданно даже наметился прогресс в управлении мною доспехами на аналоговом управлении. Я внезапно почти дотянул до минимального проходного балла, набрав аж тридцать шесть из сорока положенных, чем искренне порадовал Марину. А потом она также порадовала меня, но уже отдельно, наплевав на запрет генералы. Впрочем, нас слишком многое связывало, да и была она опытной официрой, прекрасно понимавшей где нужно вовремя остановиться. На людях она никогда не допускала и намека на что-то большее чем отношения преподавалы и курсаты между нами.
А затем, по прошествии пары недель, наконец произошло то, ради чего мы упорно тренировались шарострелу под чутким руководством майоры-инструкторши, чью фамилию - Лебедева, я узнал буквально на днях, объявили о начале соревнований меж военных учебных заведений Империи.
Внезапно оказалось, что это не просто какие-то полулюбительские пострелушки, нет, чемпионат был мало-того,что официальный, так еще и широко освещался, как прессой, так и телевидением, обещавшим массовую трансляцию с профессиональными комментаторами.
Пытаясь разобраться в такой шумихе вокруг простой в сущности вещи, внезапно для себя я узнал, что здесь не было ни единого аналога международных спортивных олимпиад или чемпионатов как в моем мире, как и небыло многих видов спорта. Не случилось, не срослось, похоже. Слишком сложной была геополитическая ситуация, слишком сильны противоречия между странами, всё было слишком. Поэтому профессиональный спорт тут не развился, а все соревнования были отражением тех или иных военно-спортивных игр. В рамках политики тотальной готовности всего женского населения к войне с каким бы то ни было противником.