Конец авантюристки
Шрифт:
…Уютный двухместный номер на десятом этаже гостиницы. Первым делом, войдя в номер, Николаев вышел на лоджию, закурил. Вдали было море, и, хотя уже совершенно стемнело, присутствие моря ощущалось, чувствовалось его соленое дыхание. Николаев курил на свежем воздухе и чувствовал, как все глубже и глубже в его сердце проникает тревога. Это муторное дело приобретало все новые и новые очертания, все более зловещие, кровавые. Кружилась голова от морского воздуха и от обилия самых разнообразных мыслей, будоражащих мозг.
На следующий день экспертиза показала наличие в крови обоих погибших средней
Фотографии Лены Воропаевой и Андрея Полещука были развешаны у отделений милиции всего Крымского полуострова. В милицию обращались люди, которые утверждали, что видели людей, похожих на них. Буквально день назад поступили сообщения, что Лену и Андрея видели в Гурзуфе и в Никитском Ботаническом саду. Наверняка, их бы на днях нашли. Но…
К вечеру на опознание приехали Вера Георгиевна и Кирилл Воропаев. Николаев с Клементьевым встречали их в Симферопольском аэропорту. Родителей Полещука решено было не вызывать.
На эту пару невозможно было смотреть без чувства щемящей жалости. Субтильная Вера Георгиевна в стареньком демисезонном пальтеце и беретке, бледная как смерть, буквально зеленого цвета, вцепилась в рукав кашемирового пальто Кирилла, ища в нем поддержки и в то же время поглядывала на него с лютой ненавистью. Кирилл тоже был бледен, но старался держаться молодцом.
— Пока не выражаю вам своих соболезнований, — сухо произнес Николаев. — Вы должны опознать либо не опознать в погибшей свою дочь и свою жену. Простите меня, Вера Георгиевна, я должен предупредить вас — зрелище ужасное, вам сделают сердечный укол. Держитесь — опознание совершенно необходимо для следствия, для того, чтобы найти и наказать убийцу. Иначе мы бы вас не тревожили.
— Я все понимаю, все понимаю…, — бормотала Вера Георгиевна. — Я постараюсь, постараюсь быть выдержанной.
Кирилл сидел на заднем сидении машины, мчавшей их в Ялту и молчал, глядя в боковое стекло. О чем он думал? Что скрывалось за его молчанием? Николаев никак не мог уловить ход его мыслей. Да это и невозможно. Может быть, уловить ход его мыслей и означало полностью раскрыть все это чрезвычайно запутанное и муторное, кровавое дело.
— Сначала мы вам предъявим для опознания труп мужчины, которого мы считаем Андреем Полещуком. Возможно, на завтра мы вызовем его родителей, хотя личность этого человека практически не вызывает сомнений. Ну а потом… Пригласите сюда врача.
Вере Георгиевне сделали укол. Вопросительно посмотрели на Кирилла. Тот отрицательно покачал головой. Тогда открыли труп мужчины. Кирилл вздрогнул, Вера Георгиевна побледнела ещё больше, хотя, казалось, уже некуда.
— Он, — прошептала она. — Он, Андрюша Полещук. Бедный…
— Да, это Полещук, — скривив пухлые губы, подтвердил Кирилл, слегка покачивая головой, как китайский болванчик.
Николаев подошел к Вере Георгиевне и взял её под руку.
— Держитесь, Вера Георгиевна, — произнес он, чувствуя, как мурашки бегут у него по спине. — Я понимаю вас, я отец, но умоляю — держитесь…
— Не
Но когда открыли труп женщины, душераздирающий крик наполнил мертвецкую. Вера Георгиевна бросилась к телу дочери, ломая себе руки, упала перед ним на колени.
— Леночка! Леночка! Доченька!!! — глаза её так расширились, что, казалось, они вот-вот вылезут из орбит. — Доченька!!! Что они с тобой сделали?!!! Что они с тобой сделали?!!! Маленькая моя… эти ручки, эти ножки… эта родинка на правой ручке и пятнышко на левой коленке. Сколько раз я целовала это пятнышко, когда купала, когда укладывала спать. Я думала, ты будешь счастливой… Господи, господи… — Она стала говорить как-то нараспев, словно причитать, и несколько взрослых мужчин, глядящих на это, слушающих это, чувствовали, что плачут, что слезы текут у них по щекам. Константин Гусев просто рыдал навзрыд, уже не стесняясь своих спазмов.
— Прекрати, — шепнул ему Николаев, вытирая слезу со щеки.
— Глазик, глазик родной, его больше нет, его выбили, — продолжала причитать Вера Георгиевна. — Это что же такое делается? Что это делается такое? — вскочила она с колен и бросилась на мужчин, потрясая сухими кулачками перед их носами. — Вы, блюстители порядка, почему вы не можете нас защитить, защитить наших детей, почему с нами такое делают? Павел Николаевич, я же вам сказала, что они в Крыму, почему вы их не нашли?! Какой же вы дурак!!! Вы Полещука тогда не узнали! Ужас!!! Какой ужас!!!
Николаев и Гусев взяли её под руки и отвели в сторону.
— Вы узнаете свою жену Елену в этой женщине? — спросил Клементьев у Кирилла. Тот задумчиво глядел на труп.
— Конечно, узнаю. Разве муж может не знать тело своей жены, все его интимные подробности, пятнышко, например, это родимое. — Кирилл говорил монотонно, словно зомбированный. — Это она. Но лицо… Кто же мог такое сделать с лицом женщины? Молодой женщины?
— Слава Богу, что это не ты! — вдруг яростно выкрикнула Вера Георгиевна. — Но именно ты принес ей несчастье! — Она снова взглянула на труп и закричала: — Доченька моя! Ягодка моя! Я теперь совсем одна, совсем… Кто это сделал? Кто? Найдите же его, Павел Николаевич, родненький, найдите, умоляю вас… — Она бросилась перед Николаевым на колени на холодный пол мертвецкой. — Умоляю вас, найдите и отдайте мне, я сама…, — она зашипела при этих словах, — сама выцарапаю ему глаза, выдеру волосы, разрежу на куски. Только найдите этих бандитов…
Испуганные Николаев и Гусев подняли её с пола, стали выводить из мертвецкой. За ними, находясь в совершенной прострации, шагал Кирилл. Губы его беззвучно шевелились.
— Я не хочу уходить! — кричала Вера Георгиевна. — Я же больше никогда не увижу свою доченьку, я не смогу поцеловать её родимое пятнышко…
— Вы увидите её, увидите, если захотите, — сказал Николаев. — Ее отвезут в Москву и там вы её похороните.
— Хоронить её придется в закрытом гробу. И никогда я её больше не увижу. Я не хочу, чтобы кто-нибудь видел Леночку в таком виде, — вдруг спокойно произнесла окаменевшая от горя женщина. — Так что, дайте, я на неё ещё раз посмотрю и поцелую в последний разочек.