Конец детства (сборник)
Шрифт:
— Пилотом пойду я. Постойте минуту, я предупрежу Михаила. — Ивашура бегом направился назад к штабному вагончику и вскоре вернулся. — Все, идемте.
Они пошли к стоянке вертолетов, перебрасываясь на ходу ничего не значащими фразами.
Ивашура первым залез в кабину, включил свет, прогревание и помог подняться девушке.
Двигатель, застывший на морозе, долго не хотел просыпаться, фыркал, бурчал, тряс кабину, но все же завелся. Медленно закружились лопасти винтов, побежали веселей, и вертолет взлетел.
— Я гляжу, все,
— А что говорили? — Ивашура натянул на голову дугу с наушниками, поправил на горле ларингофон и выключил в кабине свет.
— Ну, например, что вы все умеете и все знаете.
— Снова преувеличение. Почему вы избрали профессию телекомментатора? Вам надо работать журналистом.
— А я и так журналист, во всяком случае, три года назад закончила факультет журналистики МГУ.
— Я так и знал, — с сарказмом сказал Ивашура. — Чего еще от вас можно было ожидать!
Вероника рассмеялась.
— С вами интересно, Игорь. Позвольте вопрос…
— Женат ли я? Нет, пока не женат.
— Ну вот. — Девушка с сожалением покачала головой. — Я думала, у вас есть чувство меры.
— Простите, — быстро сказал Ивашура и коснулся руки соседки, — Это со мной бывает очень редко. Простили?
— Я подумаю.
Вертолет облетел Башню кругом, порывы ветра то и дело заставляли его крениться с боку на бок, и приходилось не столько смотреть вперед, сколько прилагать усилия удержаться на сидении.
— Держитесь за меня, — предложил Ивашура, казавшийся вросшим в пилотское кресло. Вероника подумала и приняла его предложение.
Вертолет вошел в облака, кабину затрясло.
— Сейчас выйдем вверх и перестанет трясти, — сквозь зубы пообещал Ивашура.
— Игорь, что будет… — Вероника помолчала. — Что, если Башня не остановит свой рост?
Ивашура, казалось, весь увлекся управлением машиной и не слышал вопроса. Вертолет наконец пронзил облачный слой и оказался под темно-фиолетовым куполом с великолепным звездным узором. В пяти километрах от него парила угрюмая, светившаяся багровым накалом округлая гора Башни.
— Не знаю, — ответил Ивашура вдруг, словно вспомнив вопрос. — Этим делом займется специальная комиссия.
— Ну, а ваше мнение?
— Мое? — Начальник экспедиции снова замолчал.
— Ну да, твое, — Вероника не заметила, что перешла на “ты”. — Не поверю, чтобы у знаменитого доктора наук Ивашуры не было своего мнения по любому вопросу.
— Мое мнение — придется пригрозить тем, кто в Башне. Как — пока не знаю, — предупредил он следующий вопрос Вероники. — Что-что, а способ пригрозить у нас найдется.
Вертолет поднялся еще выше, и стало заметно, что колонна Башни с высотой как бы теряет плотность, становится зыбкой, прозрачной и постепенно исчезает, теряется в небе, и от этого не только сама Башня, но и мир вокруг становится нереальным, наделенным неведомыми свойствами, пугающим и неземным…
— Хочется закрыть глаза
Ивашура вместо ответа повел вертолет еще выше и повернул к Башне. Над Башней на высоте пяти километров он остановил движение, вертолет завис.
Только здесь становилось отчетливо видно, что Башня круглая. А в ее глубине, как в стакане рубинового стекла, плескалась и мерцала перламутровая жидкость-сияние, завораживающая взор.
Они смотрели минут десять, потом на крошечной панели управления вертолетом мигнул зеленый огонек и в наушниках проскрипел голос Рузаева:
— Игорь, как дела?
— Все отлично, — ответил Ивашура, поглядел на спутницу. — Возвращаюсь.
И они полетели обратно.
Перед тем, как лечь спать, Ивашура побродил вокруг лагеря один по утоптанным тропинкам, сожалея, что проводил Веронику, подавил желание вызвать ее снова и направился к вагончику ВЦ, вспомнив разговор с Меньшовым.
Экспедиции была придана экспериментальная ЭВМ среднего класса ЕС-2289, способная работать в режиме разделения времени и транспортируемая в закрытом фургоне. Вычислительным центром вагончик с ЕС-2289 назвать было трудно, однако функции он выполнял аналогичные любому кустовому ВЦ. Работало на ЭВМ двадцать специалистов, нередко в три смены. В этот вечер в фургоне дежурила смена Кобцева, укомплектованная молодыми программистами и математиками, вчерашними выпускниками вузов страны.
— Привет служителям культа интеллектроники! — поздоровался Ивашура с начальником смены, с лица которого никогда не исчезала скептическая усмешка, будто он сомневался в способностях машины решать сложные задачи.
— Привет начальству, — прохрипел Кобцев, не отрываясь от клавиатуры дисплея. — По делу или без?
Ивашура укоризненно покачал головой.
— Ты, Борис, никогда не станешь дипломатом.
— Это почему же?
— Ты прямой, как полет стрелы. Я на секунду. Тут у тебя работали физики, стажеры Меньшова, где результаты их работы?
Кобцев, не оглядываясь, позвал:
— Константин, выведи ему на контрольный дисплей данные по изолиниям.
Молодой программист, розовощекий, с детски открытым лицом, подозвал Ивашуру к себе, пощелкал клавишами задатчика программ, и дисплей послушно высветил на экране результаты работы физиков.
По данным, поступающим с датчиков и зондов вокруг Башни, ученые рассчитали линии, соединяющие точки с равными потенциалами: изотермы — с одинаковой температурой, изодинамы — с одинаковой напряженностью магнитного поля, изогравы — с одинаковой силой тяжести, изопикны, изоклины, изохроны и так далее и тому подобное. Картина вырисовывалась интересная, хотя и ожидаемая: вокруг Башни природа “сошла с ума”, реализуя чудеса, которые нигде на Земле не повторялись с такой частотой и силой. И средоточием этих чудес была сама Башня, порождение жутких по мощи и психологической значимости, таинственных и непонятных сил.