Конец хазы
Шрифт:
Еще не раскрывая глаз, он услышал голос Барабана.
– Он с нею, в той комнате, рядом, - подумал Пинета.
Барабан сдержанным голосом уговаривал в чем-то свою собеседницу.
Пинета попытался вслушаться в то, что он говорил, и при первых же словах, которые он услышал, откинулся на спинку стула и открыл рот от удивления.
Барабан говорил о том, что он скучает, что всякая работа стала ему нипочем, что он не может жить без той, которой он это говорил.
– Катя, что же вы ничего не скажете
Пинета приподнял голову и услышал, как женщина отвечала голосом, которому с трудом давалось спокойствие и твердость, что она скорее выбросится в окно, чем согласится на то, что ей предлагают, требовала, чтобы ее выпустили из этой ловушки сию же минуту, и соглашалась продолжать разговор только при одном условии:
– Скажите мне, участвовал ли в этом деле Александр Леонтьевич или нет?
Пинета снял сапоги, встал из-за стола и бесшумно занял прежний наблюдательный пункт, оставшийся от тяжелых времен 18-го и 19-го года.
На этот раз он увидел в соседней комнате девушку лет 22-х, которая сидела на кровати, продев руку сквозь железные прутья кроватной спинки, с силой сжимая эти прутья, и грызла зубами недокуренную папиросу.
Недалеко от нее спиной к Пинете стоял человек, в котором Пинета без всякого труда узнал Турецкого Барабана.
Пинета услышал продолжение разговора:
– Фролов, ого! Вы не знаете еще, что это за воловер!
Девушка откусила мокрый конец папиросы и принялась крутить из него шарик. Пальцы у нее дрожали.
– Вы все лжете о деньгах!
– Чтобы я так жил, как все - чистая правда!
– отвечал Барабан. Он для убедительности даже пристукнул себя кулаком в грудь.
– Он не получал от вас никаких денег за это. Просто разлюбил...
– Девушка еще раз с металлическим стуком откусила конец папиросы...
– И больше ничего!
– Ей-богу, - сказал Барабан, - и такого мерзавца разве можно любить? Это же просто подлец, честное слово!
– (Экая жалость!
– подумал Пинета, - что же он от нее хочет, старый пес?)
– Разве он стоит вашей любви, это паскудство?
– убеждал Барабан.
– Он уже теперь гуляет с другой. Ха, разве он помнит о вас, Катя?
Пинета видел, как крупные капли пота выступили у него на шее. Барабан как будто немного растерялся, сделал шаг вперед и схватил девушку за руку.
– Как вы смеете!
Она свободной рукой ударила его по лицу, вырвалась и убежала на противоположный конец комнаты. Теперь Пинета мог бы дотронуться до нее рукою.
Барабан побагровел и с яростью ударил кулаком о спинку кровати.
– Разобью!
– вдруг закричал он хриплым голосом, размахивая рукою.
Пинета с грохотом соскочил со своего наблюдательного пункта. Все стихло в соседней комнате.
Только дверь распахнулась с шумом и снова захлопнулась.
Спустя
– Не плачьте, - сказал Пинета, - тише. Мы с вами удерем отсюда, честное слово, не стоит плакать.
Вокзал плавно подкатился к поезду, вздрогнул и остановился неподвижно...
Пар последний раз с хрипом прокатился меж колес и задохся.
Люди пачками выбрасывались на платформу, кричали, целовались, бранились и тащили узлы, чемоданы, корзины к выходу. У выхода стоял контролер с лицом Бонапарта. Контролер проверял билеты с таким видом, как будто занимался делом государственной важности.
Сергей соскочил с подножки и пошел вдоль платформы к паровозу.
Фуражка с истрепанным козырьком лезла ему на глаза; он был серый, как крот, и походил на человека, который потерял что-то до крайности необходимое и теперь ищет без конца, хоть и знает, что никогда уже не найдет.
Дойдя до паровоза, он остановился и задумался, потирая рукою лоб.
Из-под паровоза проворно вылез черный, весь в копоти и смазочном масле, мальчишка. Мальчишка чистил паровоз, гладил его по тупому носу, протирал замусоренные глаза; он выгибался как акробат, чтобы достать до самых укромных мест, балансировал на одной ноге уж больше из озорства, чем по прямой необходимости. Рожа его сияла черным блеском. Он увидел Сергея и заорал, размахивая тряпкой:
– Эй, шпана, чего уставился!
Сергей посмотрел на него ничего не понимающими глазами.
– Скажите, пожалуйста, мальчик, как отсюда пройти на 1-ую роту?
Мальчишка вместо ответа залез в какую-то дыру и оттуда выставил Сергею отлакированный зад.
Сергей вдруг хлопнул себя по лбу.
– Да что же это я! Нужно итти, бежать, искать Фролова!
Он всунул билет Бонапарту и быстро выбежал на улицу. Рикши смотрели на него с презрением. Начинался дождь.
Сергей поднял ворот пиджака, насадил по самые уши фуражку и отправился по Измайловскому проспекту. Измайловский проспект был гол и мрачен.
Полотна бродячих ларьков намокли, посерели, старухи, которые со времени основания города торгуют на Измайловском проспекте, тоже намокли, повесили сморщенные носы и засмолили короткие трубочки.
У одной из них, тотчас за мостом, Сергей купил пачку папирос, сунул ее мимо кармана и прошел дальше.
Старуха выползла из-под своего навеса, равнодушно посмотрела ему вслед и положила папиросы обратно.
Спустя четверть часа он добрался до 1-ой роты, отыскал дом под номером 32 и постучал в дверь, на которой было написано смолою "дворницкая".