Конец лета
Шрифт:
— Где ты его взял?
— Оно было вложено в конверт, который твой отец отправил на мое имя. Он просил передать его тебе.
Мы оставили тележку и метлу, прошли вниз по саду, перешагнули через изгородь и, оказавшись в поле, добрели до старого причала, где и уселись бок о бок на опасно провисших гнилых досках. Я развернула письмо и стала читать его вслух.
Моя дорогая Джейн,
Мне было очень жаль слышать о том, что произошло с Синклером, и о том, что тебе пришлось пережить, но я рад, что ты была с бабушкой. Без сомнения, ты поддержала ее в эту трудную минуту как могла.
Я чувствую свою вину — и это чувство не покидало
— Но ты мне ничего не говорил, — сказала я Дэвиду с упреком.
— Это было не мое дело.
— Значит, ты все знал.
— Разумеется, знал.
— И о Синклере тоже?
— Я знал, что он просадил чертовски много денег твоей бабушки.
— Худшее впереди, Дэвид.
— Что ты хочешь этим сказать?
— Синклер умер, оставив за собой ужасно большой долг.
— Я боялся, что так и случится. Откуда ты знаешь об этом?
— Он сам мне сказал. Он много чего мне сказал…
Я вернулась к письму.
Ты знаешь, что я был против твоего возвращения в «Элви». Но я не хотел отпускать тебя не столько из-за того, кем был твой дядя, сколько из-за того, кем — а я в этом не сомневался — стал твой кузен Синклер. После того как умерла твоя мать, бабушка предложила мне оставить тебя в «Элви», и на первый взгляд это было самым очевидным решением. Но у меня возникал вопрос о Синклере. Я знал, как ты его любишь и как много он для тебя значит, и был совершенно уверен, что, если ты и дальше продолжишь так часто с ним видеться, неизбежно настанет день, когда или твое сердце будет разбито, или твои иллюзии потерпят крах. И то и другое было бы довольно болезненным для тебя, если не сказать катастрофическим, поэтому я решил забрать тебя с собой и увез в Америку.
Дэвид перебил меня:
— Интересно, почему он был так уверен в отношении Синклера?
Я вспомнила о книге, о «Живой природе» Голдсмита, и на мгновение задумалась, не рассказать ли Дэвиду обо всей этой истории. А потом решила, что не стану. Книги больше не существовало. На следующий день после того, как Синклер погиб, я вытащила «Живую природу» из его шкафа, отнесла ее вниз и сожгла. Теперь от этой книги не осталось ни следа. В память о Синклере о ней лучше было больше не упоминать.
— Я не знаю… Вероятно, интуитивно чувствовал. Он всегда был очень проницательным человеком, его невозможно одурачить.
Я продолжила читать:
По той же причине я не отвечая на письма твоей бабушки, в которых она просила отпустить тебя в «Элви». Все было бы по-другому, если бы Синклер женился, но я знал, что этого еще не произошло, и меня терзали дурные предчувствия.
Я думаю, что ты захочешь остаться в «Элви» еще на некоторое время, но должен сообщить тебе, что мои дела идут довольно неплохо. Сэм Картер многое для меня сделал, поэтому я, как говорится, при деньгах и по первой же твоей просьбе куплю тебе билет обратно в солнечную Калифорнию. Я очень по тебе скучаю, и Расти тоже. Митци не сильно компенсирует ему твое отсутствие, хотя Линда верит, что когда наступит время и луна будет в подходящей фазе, Митци и Расти безумно влюбятся друг в друга и заведут семью. Но, по моему твердому убеждению, лучше даже не думать
У Линды все хорошо, ей очень нравится Риф-Пойнт и то, что она называет простой жизнью. К моему удивлению, она начала рисовать. Я не знаю, правильно ли мне подсказывает мое чутье, но мне почему-то кажется, что из этой затеи выйдет что-нибудь стоящее. Да и кто знает, вероятно, Линда сумеет дать мне то, к чему я захочу привыкнуть. Вот и все, что я могу тебе сказать, мое дорогое дитя.
Я молча сложила письмо и убрала его обратно в конверт, а конверт — в карман плаща. Через некоторое время я медленно произнесла:
— По-моему, это звучит так, словно он пытается уговорить ее выйти за него замуж. Или, возможно, она пытается уговорить его на ней жениться. Я не уверена, кто именно и кого уговаривает.
— Вероятно, они пытаются уговорить друг друга. А тебе бы хотелось, чтобы это произошло?
— Да. Думаю, да. Тогда я перестала бы чувствовать за него ответственность. Я была бы свободна.
Это слово неожиданно отозвалось в душе болезненной пустотой. На причале было очень холодно. Я поежилась, и Дэвид осторожно обнял меня рукой за плечи и притянул к себе, так что меня согревало тепло его тела, а моя голова покоилась на его надежном одетом в твид плече.
— В таком случае, — сказал он, — вероятно, сейчас самый подходящий момент начать уговаривать тебя выйти замуж за полуслепого провинциального юриста, который обожает тебя с тех пор, как впервые увидел.
— Тебе не придется долго уговаривать, — едва слышно отозвалась я.
Он еще крепче прижал меня к себе, и я почувствовала, как его губы касаются моей макушки.
— Ты была бы не против жить в Шотландии?
— Нет. При том условии, что ты обзаведешься достаточным количеством клиентов в Нью-Йорке и Калифорнии, и, вероятно, где-нибудь еще, и дашь мне честное слово, что будешь брать меня с собой всякий раз, когда тебе понадобится с ними встретиться.
— Это не сложно сделать.
— И было бы здорово, если бы я могла завести собаку…
— Конечно, мы заведем собаку… Это будет не второй Расти, разумеется, он ведь должен быть единственным в своем роде, но, вероятно, собака с такой же интересной родословной и равным ему умом и обаянием.
Я повернулась к Дэвиду вполоборота и спрятала лицо у него на груди. На какое-то мгновение я с ужасом подумала, что заплачу, но это было бы глупо, ведь только в книгах люди плачут, когда они счастливы. Я сказала: «Я люблю тебя», и Дэвид прижал меня к себе, и я все-таки заплакала, но это было уже не важно.
Так мы и сидели, накрывшись его пальто, строя нереальные планы, например обвенчаться в миссии Риф-Пойнта и заказать свадебное платье у Изабель Маккензи — что неизбежно заканчивалось взрывом смеха. Мы оставляли одни планы и строили другие, и были так поглощены этим, что не заметили, как наступил вечер и воздух стал пронизывающе холодным. Наконец нас потревожила бабушка: открыв окно, она крикнула, что чай готов. Тогда мы встали, окоченевшие и съежившиеся, и направились к дому.
Сад был окутан сумерками и полон теней. Мы больше не говорили о Синклере, но я вдруг ощутила его присутствие — не мужчины, а мальчика, которым я его помнила. Он, неслышно ступая, бегал по траве, и из теней под деревьями доносился мягкий шорох опавших листьев. И я подумала, освободится ли «Элви» от него когда-нибудь? При этой мысли мне стало ужасно грустно, потому как — что бы ни происходило и кто бы здесь ни жил — я не хотела, чтобы «Элви» был населен призраками.