Конец начала
Шрифт:
– Бурбон со льдом, - бросил он бармену.
Тот махнул рукой, показывая, что услышал. Вензел кивнул Диллону.
– Ну, разве это не полный пиздец?
– Что? Что мы пьём не в Гонолулу?
– Да ну на хер, - ответил Вензел.
– Тогда бы пришлось закрыть Отель Стрит. А стоит им её закрыть, мы устроим бунт.
Спустя какое-то время он добавил:
– И армия и флот тоже.
Морпехи всегда пренебрежительно относились к солдатам.
– Мы бы устроили, - отозвался Диллон, допивая стакан и помахивая им
– Если бы нам дали высадиться, мы бы япошкам жопы надвое разорвали.
– Да, уж, блин, - сказал Вензел.
Он дождался, пока бармен принесет выпивку и уселся напротив Диллона.
– Никаких сомнений. Да, они победили армию, но против нас у них нет ни шанса. Ни единого, - Диллон говорил с той же уверенностью, с какой прогнозировал завтрашний рассвет.
То, что япошки разгромили американскую армию, для него служило подтверждением, что с морпехами они не справятся.
– Интересно, сколько ещё ждать, пока мы снова созреем взяться за этих узкоглазых.
– Лес задумчиво кивнул и ответил на собственный вопрос:
– Для начала нужно построить новые авианосцы. Бог его знает, сколько времени это займёт.
– Надеюсь, строить их начали ещё до того боя, - заметил его приятель.
– Блин, надеюсь, их начали строить ещё до того, как на Перл Харбор упали первые бомбы.
Диллон кивнул.
– Надеюсь, строительство начато уже очень давно. Тогда нам вообще не из-за чего будет переживать.
– Ага, а потом мы проснёмся.
Вензел залпом выпил содержимое своего стакана. Затем он посмотрел на бармена и кивнул. Тот сразу налил второй.
– Половина из тех, кто пришёл в Корпус в тридцатых, записались, потому что не было работы, - продолжил он.
– Не самая благородная причина.
– Они всё равно стали добротными морпехами, - сказал Диллон.
Сам он записался на волне патриотического угара. Почему в Корпус пришёл Датч, он не спрашивал. Если Вензел захочет, он сам расскажет, лезть с расспросами не нужно. Корпус морской пехоты США, конечно, не Французский Иностранный Легион, однако среди прочих родов войск, они были к нему ближе всех.
II
"Осима-мару" мчалась на юг, подгоняемая ветром, шедшим с холмов Оаху. Остров скрывался за кормой рыбацкой лодки. Хиро Такахаси управлялся с парусами с большим удовольствием, нежели дергал ручку стартера дизельного двигателя. Раньше, ещё до того, как на Гавайях сменился хозяин, лодка ходила на дизеле, как и все прочие, что ютились в заливе Кевало. Когда топливо закончилось, пришлось изыскивать новые методы.
– Когда я был ребенком, то вместе с отцом ловил рыбу во Внутреннем море именно так, - сказал Хиро.
– Парус всегда пригодится, если не работает двигатель.
Его сыновья, Хироси и Кензо, лишь кивнули в ответ. Они ничего не сказали. Хиро вдруг понял, что уже раз двадцать вспоминал о Внутреннем море. Но сыновья хмурились не только из-за этого. Они
Именно из-за того, что они американцы, они ненавидели японцев за то, что те завоевали Гавайи. Они этого даже не скрывали. Проблем у них пока ещё не возникло, однако сыновья постоянно цапались с отцом по этому поводу.
Хиро Такахаси родился неподалеку от Хиросимы. На Гавайи они приехал подростком, ещё до Первой Мировой Войны. Он хотел поработать на тростниковых полях, заработать денег и вернуться. Денег он заработал. Их хватило на то, чтобы бросить работу в полях и вновь заняться тем, что он умел лучше всего - рыбной ловлей. В Японию он так и не вернулся. Он женился на Реико, поселился в Гонолулу и начал строить семью.
Хиро вздохнул.
– В чём дело, отец?
– спросил стоявший у штурвала Хироси.
– Подумал о вашей матери, - ответил Хиро.
– А, мне её тоже жаль, - сказал старший сын и опустил взгляд.
Как и Кензо. Их мать погибла под завалами в самом конце войны, когда японцы бомбили Гонолулу. В тот момент они находились в море. Когда они вернулись, весь их квартал лежал в руинах, объятый пламенем. Тело Реико Такахаси так и не нашли.
Но всё равно, Хиро постоянно конфликтовал с сыновьями. Они обвиняли японцев в том, что те разбомбили беззащитный город. Хиро же винил американцев за то, что не сдались, когда ситуация уже была совершенно безнадёжной.
Он всё ещё гордился тем, что он - японец. Когда американцы, наконец, сдались, Хиро размахивал флажком с Восходящим солнцем во время торжественного парада японской армии в Гонолулу. В том параде приняли участие и ободранные, грязные, поникшие американские пленные, окруженные подтянутыми японскими солдатами, одетыми в прекрасно подогнанную форму. Тогда американцы уже не выглядели столь надменно, как раньше. Хиро до сих пор относил лучшую рыбу в японское консульство на Нууану-авеню. Он оставался японцем до мозга костей и очень гордился тем, что сделали его соотечественники.
Будучи отцом, чьи сыновья не разделяли его взгляды (а у кого было иначе?), он никогда не упускал возможность указать молодым на их ошибки.
– Эти острова останутся в Великой восточноазиатской сфере сопроцветания* - сказал он.
– Вы сами видели, что стало с американцами, когда они попробовали вернуть их обратно. У них ничего не вышло.
– Они снова попробуют, - сказал Кензо.
– Можешь поставить на это последний доллар.
– Я лучше поставлю настоящие деньги - йену, - ответил на это отец.