Конец начала
Шрифт:
Он оседлал высокую - с человеческий рост - волну, которая понесла его к берегу. Оскар стоял на доске, подобно гавайскому богу. Одной рукой он держался за мачту, а другую отставил в сторону для равновесия. Когда он скользнул по гребню, скорость увеличилась. Солёный ветер в лицо, качка волн под ногами... ничего подобного по ощущениям в мире не существовало. Даже не близко.
Оскар прекрасно знал и о других ощущениях. Он давал уроки сёрфинга белым женщинам с материка. Те приезжали сюда, дабы залечить сердечные раны, либо завести кратковременную интрижку и уехать обратно. Внешний вид Оскара, его
Доска достигла берега. Волна отлично сыграла свою роль. Днище доски заскребло по песку. Несколько рыбаков захлопали в ладоши. Один швырнул Оскару блестящую серебряную монету, словно рыбку дрессированному тюленю. Оскар вытащил монету из песка. 50 центов. Реальные деньги.
– Спасибо, браток, - сказал он, открывая небольшой кармана на плавательных шортах.
Затем Оскар опустил мачту и рею, и смотал небольшой парус. Помимо рыбаков за ним наблюдала пара японских офицеров. Оскар беззвучно выругался. Если бы он знал, что за ним наблюдают их холодные глаза, то не стал бы устраивать представление. Он казался сам себе кроликом, скачущим на лугу, когда в небе кружат ястребы.
Один офицер швырнул монету номиналом в одну йену. Размером она была примерно с четвертак, да и стоимость у неё была примерно такая же. Подняв монету, Оскар вспомнил, что японцам необходимо кланяться. Офицер поклонился в ответ, причём сделал это намного изящнее, чем Оскар.
– Ити-бан,– сказал он.
– Вакаримасу-ка*?
Оскар кивнул в ответ, показывая, что понимает. "Ити-бан" входило в лексикон местного пиджина - или камааина - диалекта, которым свободно владели все, кто достаточно долго прожил на Гавайях. Означало оно нечто вроде "номер один".
– Благодарю, - насколько можно вежливо произнес Оскар.
Никогда не знаешь, понимают ли эти макаки английский.
– Большое спасибо, - добавил он.
И разумеется, офицер ответил:
– Пожалуйста.
Оскар сильно бы удивился, если бы этот японец не учился в Штатах. Возможно, они даже вместе учились в Стэнфорде, на вид они были одного возраста.
В одной руке Оскар нёс доску, мачту и парус, а в другой сумку с уловом. Он надеялся, что эти двое япошек не станут к нему приставать по этому поводу. Всё дело в том, что вся еда должна поставляться на общественные кухни, а затем раздаваться остальным. Рыбакам на сампанах позволялось оставлять немного на "личные нужды", остальное скупалось по фиксированной цене, причём, не важно, какого качества была рыба. Поэтому, япошки не тревожили тех, кто рыбачил с парусных досок - их улов не стоил затраченных усилий. Однако, при желании, оккупанты могли докопаться до чего угодно. Они могли творить всё, что пожелают.
К облегчению Оскара, офицеры лишь кивнули и удалились. Возможно, их впечатлило устроенное представление, поэтому они решили его не тревожить. Возможно... Как с япошками, вообще, можно быть в чём-то уверенным? Оскар лишь понимал, что до рыбы им дела не было. Больше ему ничего знать и не хотелось.
Он снимал квартиру неподалеку от пляжа Ваикики. Отличное место для человека, живущего сёрфингом. Хозяином дома был местный
– Держите, мистер Фукумото, - сказал он.
– Ещё неделя, да?
Хозяин дома внимательно осмотрел рыбу.
– Хорошо. Ещё неделя, - с сильным акцентом ответил он.
Оскар поднялся к себе. Бартером нынче решалось больше вопросов, нежели деньгами. За деньги, зачастую, еды не купишь.
Оказавшись дома, Оскар убрал часть улова в ящик со льдом на тесной кухоньке. На какое-то время у него и его подруги будет еда. Всю рыбу он вытаскивать не стал. Он вернулся на улицу, прошёл через Гонолулу, направляясь в азиатский квартал, что к западу от Нууану авеню.
Стихийные рынки в этой части города возникали то тут, то там. В лучшем случае, они были законными. Оскар подозревал, нет, он был уверен, что кое-кому из япошек давали на лапу, чтобы те смотрели в другую сторону. Те, кто выращивал еду и те, кто ловил еду, обменивались ею друг с другом. Да, еду можно купить и за деньги - если их достаточно.
Имея на руках рыбу, Оскар мог сам назначать цену. Однако деньги волновали его в меньшей степени. Часть улова он обменял на помидоры, часть на картошку, часть на бобы, а часть на небольшой пузатый куфшин. Оставшееся же... обменял на деньги.
Обратно до Ваикики он мог добраться на колесах, но пользоваться рикшами и велоколясками ему не хотелось. Если людям платили за то, чтобы они вели себя как вьючные животные, это ещё не означало, что они таковыми являлись. Пока в Гонолулу был бензин и дизельное топливо, подобные вопросы даже не возникали. Теперь возникли. Собственный "Шеви" Оскара давно приказал долго жить.
Однако воспользоваться лошадью он бы не отказался. Домой Оскар вернулся практически одновременно со Сьюзи Хиггинс. Сьюзи была стройной блондинкой, недавно разведенной и приехавшей сюда из Питтсбурга. Оскар учил её сёрфингу. Она тоже его кое-чему обучила. Характер у неё был под стать внешности. Они сошлись, затем разбежались, а несколько недель назад вновь стали жить вместе.
Когда Сьюзи увидела картошку, её глаза, голубые, как у сиамской кошки, загорелись ещё ярче.
– Картоха! Оскар, я тебя сейчас расцелую!
– воскликнула она и немедленно выполнила обещание.
– Как достал уже этот рис, ты бы знал.
– Рис намного лучше, чем ничего, - заметил Оскар.
– Мой начальник говорит то же самое, - ответила девушка.
Хоть она и была туристкой, но во время предыдущей размолвки с Оскаром, ей удалось найти работу секретаря. Нашла она её, благодаря своим талантам, а не превосходному телу.
– Он так говорит, потому что у него жена - китаянка, - в подтверждение этой мысли добавила она.
– Я не стану дергаться, пока живот не урчит слишком громко, - сказал Оскар.
– Я не против риса. Я частенько питался в японских и китайских забегаловках.
– Это не американская еда. Поесть рис пару раз - нормально. Но постоянно?
Сьюзи помотала головой.
– Кажется, у меня даже глаза сужаются.
– Не парься, - сказал ей Оскар.
– Даже если будешь есть рис всю оставшуюся жизнь, японкой не станешь.