Конец начала

Тертлдав Гарри

Синдо не сомневался. Сомнение было меньше присуще его натуре, чем другим пилотам-истребителям. Убедившись, что перед ним вражеская субмарина, он спикировал на неё. Лейтенант никогда не учился на пилота-бомбардировщика. У его "Зеро" не было на крыльях тормозных закрылков, как у "Аити". Проектировщики не считали, что истребителю могут понадобиться такие крупные детали на крыльях. И спикировал он далеко не так точно, как на его месте сделал бы пилот "Аити". Его самолёт не был предназначен для столь глубокого пике. Но всё равно Синдо сделал всё, что мог.

Подводная

лодка выглядела очень толстой. Только что лейтенант заметил кого-то на наблюдательной башне и вдруг - он исчез. Лодка начала погружаться. Его заметили! Однако ускорение противника не удержало губы лейтенанта от растягивания в кровожадной ухмылке. Поздно! Опоздали!

Синдо нажал кнопку сброса бомбы. Это устройство не было родным для самолёта, его изготовили своими руками. Впрочем, оно должно работать так, как надо. Бомба отцепилась. Синдо с силой потянул на себя штурвал, выходя из пике и избегая падения в океан. Корпус самолёта застонал. Нет, для таких дел он не предназначен.

Но он вытянул. Синдо заложил крутой вираж, чтобы посмотреть на результат. Увидев, он хлопнул себя по бедру затянутой в кожаную перчатку ладонью. Бомба упала метрах в десяти позади наблюдательной башни. Из подлодки, которая начала дымить и быстро тонуть, выпрыгивали люди.

Синдо заложил ещё один вираж. Американские моряки уже успели раскрыть непотопляемые спасательные плоты. Палец лейтенанта нашёл гашетку. Взревели пулеметы "Зеро". Когда кипела битва за Гавайи, Синдо позволил вражескому пилоту спуститься на парашюте на землю. Вспоминая тот случай, он никак не мог понять, откуда взялась эта жалость. Он пожал плечами. Второй раз он подобную ошибку не совершит.

Пара матросов принялась стрелять по нему из пистолетов. Окажись Синдо на их месте, то поступил бы так же. Однако сейчас он в небе. Лейтенант расстреливал плоты, пока те не затонули, а вода океана не окрасилась кровью. Именно за этим он сюда и прилетел. Если бы этих моряков спас гидросамолёт, они бы продолжали доставлять неприятности Японии. Если же они смогут добраться до Оаху, либо другого острова, местные, враждебно настроенные к японцам, жители, коих полным полно, наверняка, их укроют. О подобных неприятных возможностях можно не беспокоиться.

Довольный собой, Синдо развернулся в сторону Оаху.

Длинная колонна салаг шагала по грязи под проливным дождём где-то на юге Калифорнии, притворяясь, что эта местность им незнакома. Лестер Диллон провёл достаточно много времени в Кэмп Эллиот, чтобы знать лучше. Молодняк, желавший стать морпехами, выглядел просто жалко.

Диллон тоже выглядел жалко, только он старался этого не показывать. Его подопечные были убеждены, что у него имелся иммунитет к отвратительной погоде. Что с того, что капли дождя стекали по его шее, что ботинки чавкали в грязи? Он - взводный сержант. В данный момент, он - взводный сержант, который попивает кофеек с бренди, но этим щенкам об этом знать не положено.

– Я вас не слышу!
– рявкнул он, перекрикивая шум дождя.

Салаги запели походную песню. Очевидно, ливень поумерил их

пыл. Диллон и сам это понимал, но делать ничего не собирался. По идее, ничто не должно умерять пыл морпехов. Именно в этом была их суть. Если это удастся дождю, в бою будет только хуже. В бою обязательно будет хуже, но они должны притвориться, словно ничего не происходит. Бойцы заревели песню:

Желтоклювый попугай

Прилетел нагадить в чай.

Я ему пробил с ноги -

Вышиб нахуй все мозги!

– Всё равно не слышу!
– выкрикнул Диллон, но уже не так зло - бойцы орали так, что могли поднять и мертвеца. Они становились крепче. Когда они только приступили к тренировкам, подобный марш под дождём выжимал из них все силы. Сейчас они держались стойко. На физические нагрузки им уже плевать. Это было частью подготовки к тому, кем они должны стать. Но это ещё не самое трудное. Большинство из них до службы были фермерами и заводскими рабочими, так что физического здоровья им не занимать. Но одной хорошей физической формы недостаточно, чтобы стать морпехом.

Смогут ли они действовать вместе? Смогут ли они заботиться о боевых товарищах, о своём подразделении лучше, чем о самих себе? Смогут ли пожертвовать жизнью, чтобы выручить товарища, зная, что тот будет готов на то же ради них? Пойдут ли они вперед, когда остаться на месте будет равнозначно отступлению?

Если они всё это смогут, если смогут делать всё, что нужно, не раздумывая, то станут первоклассными морпехами.

Диллон уже и не помнил, как сам познал всё это. Он прекрасно понимал, что они всё поймут до того, как он сам отправится На Ту Сторону. То, что он видел во Франции, то, что он там вытворял, лишь убеждало его в этой мысли.

– Сержант?
– обратился к нему один салага.

– Ну?
– прорычал Диллон.

Ему хотелось, чтобы новобранцы считали его богом, причём злым богом.

– Забавно!

Это слово смутило Диллона. За все годы, проведенные в Корпусе, он ещё ни разу подобного не слышал.

– А не должно быть забавно, мать твою, - рявкнул он после непродолжительных раздумий.
– Это тебе не пикник. И не забава. Япошки грохнут тебя нахуй при первой же возможности. Они это отлично умеют. Значит, мы должны быть лучше. Тебе ясно, мудила?

– Так точно, сержант!
– ответил салажонок. На вопрос "Тебе ясно?" нужно отвечать наилучшим образом, иначе будет плохо. Плохо будет в любом случае.

– Ну-ка, падай и давай - пятьдесят отжиманий, - прорычал Диллон.
– Забавно ему, блядь!

– Есть, сержант!
– выкрикнул боец.

Это был здоровый светловолосый широкомордый детина по фамилии Ковальски. Пятьдесят отжиманий, да под дождём, да в грязи - это совсем не шутки. По окончании упражнения он был весь измазан в грязи и совершенно измотан. Диллон не был уверен, что и сам бы справился с таким упражнением. Ковальски же, наверняка, скорее бы помер, чем облажался. Именно так и ведут себя морпехи. Закончив, он вскочил на ноги. Он качался, его лицо было багрово-красным, но боец был готов продолжать марш.