Конец начала
Шрифт:
Крачка улетела. Вместо неё в небе появилась крупная, как небольшой самолёт, птица-фрегат. Её красный горловой мешок был сдут, в нём не было воздуха, как в детском воздушном шаре. Птица искала обед, а не партнёра. Если бы братья захотели, то позволили бы птицам сделать всю грязную работу нырять за рыбой, а потом просто отняли бы у них добычу.
Хироси проследил за полётом фрегата.
– Я на секунду подумал, это самолёт, - застенчиво произнес он.
– Ага.
Кензо и сам пару раз совершил ту же ошибку. Он уже почти забыл об этом,
– А чей самолёт?
– Если бы это был самолёт, я бы решил, что он - японский, - ответил брат.
– А ты?
– Я тоже. Но не в этот раз, потому что я сразу понял, что это птица.
Разговор о самолётах вернул Кензо обратно в середину двадцатого века, впрочем, ненадолго. В небе не было никаких самолётов, поэтому он быстро о них забыл. Он видел лишь океан, случайную птицу, да несколько мачт вдали, таких же, как у "Осима-мару". Как в старые времена.
Чем дальше они отходили от Оаху, тем сильнее Кензо хотелось оказаться в то время, когда война не перевернула всё с ног на голову. Тогда рыба была частью постоянного рациона жителей острова. Теперь же она была жизненно необходима, поэтому сампаны вылавливали из Тихого океана всё подряд. Даже океан не выдержит такого активного рыбного промысла.
"Что будет, когда нам придётся заходить в море так далеко, что времени на путь туда будет уходить гораздо больше, чем на путь обратно?" - не в первый раз размышлял Кензо. И не в первый раз ему на ум пришёл ответ: "Мы будем голодать ещё сильнее, вот и всё".
Как и учил его отец - хотя сам Кензо предпочитал об этом не помнить - он высматривал повсюду скопления ныряющих в воду птиц. Это подскажет ему, где собиралась рыба. Если тот фрегат летал где-то неподалёку, никаких сомнений, он был занят тем же.
Хироси вдруг указал на правый борт.
– Что это там?
– А?
– Кензо в этот момент витал в облаках, только в небе не было никаких облаков.
Он тоже посмотрел направо. Там что-то плыло. Расстояние было немалым, поэтому разглядеть, что именно, было непросто.
– Какой-то мусор, как по мне, - с сомнением произнес он.
– Я так не думаю.
Хироси приложил ладонь ко лбу.
– Правь туда.
– Ладно, - отозвался Кензо.
Ветер, который не стихал с момента их выхода из залива, продолжал дуть с той же силой. Хироси повернул бом-рею, ловя более удобный градус.
Однако двигались они всё равно небыстро. Прошло не менее десяти минут, когда Хироси сказал:
– Видишь?
– Ага.
– Либо это спасательный плот, либо я - хоули.
– Ага, - повторил Кензо.
Он подождал, пока они подойдут поближе, затем приложил ладони ко рту и закричал:
– Эй, там, на плоту! Есть, кто живой?
Одному богу известно, сколько он так дрейфует. Там мог лежать лишь обгоревший на солнце труп, либо вообще ничего.
Он уже снова собрался закричать, когда из-за борта плота поднялась голова. Волосы на этой голове были светлые. "Голова
– Вы кто?
– прорычал человек.
– Рыбаки из Гонолулу, - ответил Кензо.
– Сделаем для вас всё, что можем.
Он подождал, на случай, если Хироси скажет что-нибудь ещё. Тот ничего не сказал.
Американский лётчик - а это был именно он - сказал:
– Слава богу!
У него была выгоревшая на солнце борода. Когда Кензо подводил "Осима-мару" всё ближе, глаза пилота становились всё шире и всё напуганнее. Он вдруг пригнулся и вылез уже, держа в руке "45-й".
– Вы япошки!
– завопил пилот.
– Долбоёб ты тупорылый!
– заорал на него Кензо.
Брат в ужасе смотрел на него. Вскоре Кензо понял, почему. Он осознал, что орать на вооруженного человека, не есть проявление великого ума. Однако страх гнал его вперед и Кензо добавил:
– Мы - американцы, чтоб тебя, или будем ими, если ты нам позволишь, ёб твою мать!
К этому моменту, они оказались на дистанции, достаточной для точного попадания из пистолета. Человек на плоту опустил оружие.
– Кажется, ты не шутишь, - сказал он.
– Если бы шутил, то так бы не орал.
– Точно, - жёстко произнес Кензо.
Если бы у него тоже был пистолет, он бы точно выстрелил в лётчика - настолько он был зол.
Вместе с Хироси он помог летчику перебраться на сампан. Вблизи тот выглядел ещё более измученным, чем издалека. Его форма была изодрана и заляпана кровью. Воду он хлебал так, словно, пил её в последний раз. Может, так и было. Когда он заговорил, голос его слегка изменился.
– Господи!
– сказал он.
– Спасибо, парни. Если Бёрт Бёрлсон сможет что-то для вас сделать - скажите. А вас как звать?
– спросил он после непродолжительного молчания.
– Я Кен, - ответил Кензо.
– Это мой брат, Хэнк.
Он решил, что их японские имена лучше пока забыть.
– Что с вами случилось?
Бёрлсон лишь пожал плечами.
– Вы всё правильно поняли. Мы летали в разведке на "Каталине". Нас подбили четыре или пять дней назад. Пытались скрыться в облаках, но нас уже неслабо обстреливали. Пилот пытался сесть на воду. Не удалось. Я был хвостовым стрелком. Кажется, выжил только я один.
– Его лицо помрачнело.
– Пока вы меня не подобрали, я не был уверен, что и сам выберусь.
– Мы сделаем для вас всё, что сможем, - повторил Кензо.
– Доставим на берег так, чтобы никто не увидел.
– Есть что-нибудь пожевать?
– спросил Бёрлсон.
– Я ловил на удочку макрель, но сырая рыба не для меня.
Кензо и Хироси внезапно рассмеялись. Кензо не был уверен насчёт брата, но сам он находился на грани истерики. Лётчик смотрел то на одного, то на другого, гадая, не свихнулись ли они. Может, и свихнулись слегка.
Кензо с осторожностью произнес:
– Пока вы не добрались до Оаху - сырая рыба вполне ничего на вкус.