Конец осиного гнезда. Это было под Ровно(изд.1970)
Шрифт:
– Вот он какой подлец!– заключил старик.– Бессловесную скотину, коня, расстрелял. Бешеный!
– Да-а…– протянул я.– Видно, трудный характер у нового помощника Гюберта. Чем же еще он отличился?
– А он, что ни день, то и отличается. Как-то дал зуботычину Похитуну. Повстречал его пьяного в столовой и так запросто сунул ему в зубы. Вот уж проклинал его после Похитун. Боже ты мой!.Он такую затаил против него злобу,что слопать готов с потрохами. И еще Штейн придумал штуку: два раза в неделю, как по расписанию, солдат
– И что-нибудь получается?
– Ничегошеньки. Один раз пожилую бабу задержали с лукошком, в другой – напоролись на подростков. Подростков пороли шомполами.
Рассказал Фома Филимонович и еще одну подробность. В апреле на станции появился молодой парень,белорус, по имени Тарас. Он прожил на станции около месяца. С ним занимались Раух и Похитун. А перед самым маем Гюберт вернулся из города, вызвал к себе Тараса и так исколотил его, что парня на руках вынесли из его кабинета. Этой же ночью Венцель и Раух вывели Тараса в лес и расстреляли.
– Страшные дела творятся,Кондрат!–сказал Фома Филимонович.–Лежишь ночью в своей дыре, а в голову лезет всякая дурь. Выведут так же вот в лес– и будь здоров!
– До этого еще далеко, – заметил я. – Да и мы постараемся не допустить этого. Теперь послушайте, что я вам скажу.
Я изложил друзьям суть задания, с которым прибыл, и задачи на ближайшие дни.
– Ой,беда с тобой, Кондрат!– проговорил Фома Филимонович,когда я окончил. – Помереть спокойно не дашь!.. Все планы плануешь. Что ж заварили кашу – придется расхлебывать. Хм… А каша, душа моя, крутенькая получилась. До того крутенькая, что и ложкой не провернешь.
Я предложил Фоме Филимоновичу по-новому приглядеться к Опытной станции, рассмотреть и запомнить все так, чтобы можно было начертить ее подробный план. Старик больше не должен появляться на Полюсе недоступности. Это не вызывалось необходимостью и в то же время могло повлечь за собой тяжелые последствия. Он согласился. Мы договорились об очередной встрече и о знаках в лесу на тот случай, если возникнет надобность в срочном свидании.
Я, Криворученко и Логачев проводили Фому Филимоновича до заброшенного зимовья и лишь под вечер вернулись обратно.
Четыре дня спустя, рано утром, меня разбудил сдержанный разговор. Я прислушался и услыхал голос Миши Березкина.
– Вот и пойдем вместе,– говорил он.– Я хочу прогуляться с тобой
– Ты у меня, как хвост у коня,– ответил Семен Криворученко.– Но сегодня я не вижу надобности в совместной прогулке.
– А я вижу,– настаивал Березкин.
– «Я, я»!– передразнил его Семен.– Сиди уж. Может, ты понадобишься Кондратию Филипповичу.
Оба умолкли. Я сообразил, о чем идет речь.
Я слышал, как одевался Семен, как шуршал он одеждой, не слезая с нар.
– А вот я могу сделать так, что один ты не пойдешь! – объявил Березкин.
Я приподнял голову и увидел Криворученко. Он сидел, свесив ноги, и застегивал ворот гимнастерки.
– Что же ты сделаешь, хотел бы я знать?– сказал он.
– Посмотри на ноги!
Криворученко вытянул босые ноги, пошевелил пальцами и заметил:
– Ну и что? Ноги как ноги…
– Без сапог?
Семен поглядел по сторонам, заглянул под нары, тряхнул чубом и сказал:
– Мишутка, детка! Дай-ка сюда сапоги. И быстренько! А то я зажарю босиком и схвачу насморк. Сам потом жалеть будешь. Ну! Считаю до десяти. Раз… два… три…
Березкин вздохнул, вытащил из-под головы сапоги и бросил их Семену.
– Вот так лучше, – сказал Криворученко.
Через полчаса он ушел.
Я с утра засел за карту,чтобы по ней хорошенько ознакомиться с расположением осиного гнезда и его окрестностями. Ко мне подсели Логачев, Березкин, Ветров и Таня. Они помогали мне пояснениями, так как хорошо знали местность.
Гюберт выбрал новое место в глухом лесу. В четырех-пяти километрах от него,строго на запад, находился районный центр, а километрах в восьмидесяти на восток– уже знакомый нам город. В пятнадцати километрах юго-восточнее осиного гнезда на карте был обозначен леспромхоз, который, по словам Логачева, с приходом оккупантов разорен и бездействует, людей там уже давно нет.
На востоке от Полюса недоступности пролегала железная дорога, за которой базировался партизанский отряд, а на западе– шоссе.
Сам Полюс недоступности находился в двадцати километрах южнее осиного гнезда, в заболоченной местности.
В радиусе пятнадцати–двадцати километров от нашего лагеря находились деревни Ловлино,Раковка,Карасево,Ближняя. Между ними были проложены лесные, недоступные для автотранспорта дороги, которыми оккупанты почти не пользовались.
От железнодорожного разъезда– через леспромхоз, деревню Селезневку и осиное гнездо– тянулся большак, местами устланный щебенкой, а в низких, болотистых местах – кругляком.
Пользуясь картой и подсказкой друзей,я принялся составлять рабочую схему и провозился с ней до обеда. После обеда занялся составлением донесения полковнику Решетову,так как в шестнадцать часов Ветров должен был проводить сеанс.
Уже под вечер я спохватился, что Криворученко еще не возвратился. Логачев меня успокоил.
– К ночи вернется,– сказал он.– Мы обычно к ночи возвращаемся из обхода.
Я попросил Логачева показать на карте место свиданий с Фомой Филимоновичем. Оно оказалось в районе Ловлино, по прямой– километрах в десяти отсюда.