Конец света
Шрифт:
— Вы злой пессимист, — сказал Саша.
— Нет, я строю минарет и радуюсь жизни, — ответил Баринов.
— А я вас призываю сопротивляться, — сказал Саша, — очнитесь, пойдем с нами.
— Зачем? — пожав плечами, ответил Баринов. — Чтобы в очередной раз спасти тех, кто нас втянул во все это и в конце концов погубил?
— Что вы имеете в виду? — спросил Саша.
— То, что это война денег и идеалов, причем не наших идеалов и не наших денег… Не наша, чужая война…
— Но нас в нее втянули,
— Чтобы спасти тех, кто нас втянул? — спросил Баринов, не мигая глядя Саше в зрачки.
— Так вы считаете, что мы сделали неверный выбор союзников? — спросил Саша.
— Я так не считаю, — тихо ответил Баринов, — просто я нё хочу спасать чуждое нам и выбирать, какой жернов, перемалывающий меня и мою цивилизацию, мне полюбить больше — верхний жернов или нижний? Идеалы диких и голодных террористов или императив денег и либерального меркантилизма?
— Значит, остаетесь копать котлован под минареты? — спросил Саша.
— Значит, остаюсь, — ответил Баринов.
Вооруженный автоматом Калашникова феллах свистнул в свисточек и прикрикнул на присевших на корточках строителей:
— Канчай курить, бездельники, бери лапата, капай давай, палезай в яма, капай-работай давай!
Землекопы, среди которых было много лиц со следами былой принадлежности к цеху работников интеллектуального труда, покряхтывая, полезли в яму…
На Баринова феллах не глядел, делая для него некое исключение, ведь с ним сейчас разговаривал правоверный в правильном одеянии — в хиджабе и с автоматом…
Но Баринов сам засуетился, вставая с корточек и берясь за лопату:
— Все, все, Саша, я пойду со своими, а вы идите…
— Вы окончательно решили? — спросил Саша.
— Окончательно, — ответил Баринов, — и вам удачи не желаю…
Отходя от ямы, Саша потом еще раз оглянулся.
Феллах с автоматом не поленился — полез тоже в яму, чтобы дать пару хороших пинков заленившимся землекопам.
Баринову тоже досталось.
И ботинком по заднице, и прикладом по спине.
— Кто там? — спросила бабушка.
— Это я, Саша Мельников, пришел за консультацией, — ответил Саша.
Бабушка долго ворчала, шамкая беззубым ртом, недовольно возилась со сложной системой запоров, лязгая чугунными задвижками и крючками.
— Ходют, ходют тут…
— Да не ругайся ты, бабушка, — сказал Саша, просовываясь в щель между отворенной дверью бабушкиного жилища и облезлым косяком, — я вот тебе гостинцев принес.
Бабушка посторонилась.
Саша прошел в бедное захламленное жилище старухи и, подойдя к столу, поставил на него снятый с могучего плеча тяжелый рюкзак.
— Пшена тебе принес,
— А телефон спутниковый привез? — спросила бабушка. — Я твоему начальству телефон спутниковый заказывала.
— Привез, — кивнул Саша, — и ноутбук новенький «Самсунг» к телефону в придачу, чтобы в интернет могла лазить.
— Это хорошо, — явно подобрев от подношений, уже совсем добродушно прошамкала бабуся.
Со дна своего неподъемного рюкзака Саша вынул две коробки. В одной был телефон, в другой — портативный компьютер.
— А хмельного, а хмельного-то забыли прислать? — спохватилась бабушка.
— Да не забыли, — успокоил ее Саша, — две бутылки «рябины на коньяке», бутылка текилы «Фиеста-Мексикана-голден» и виски «Джонни Вокер», черная этикетка.
— Ты ложись здесь на лавке, устал с дороги-то поди, — сказала бабуся, стаскивая с сундука большой овчинный тулуп, — тулупчик-то тебе постелю, а зипунишкой вон накрою тебя… Полежи, касатик, с дороги, покуда я тебе баньку стоплю.
Саша перечить бабушке не стал.
Дорога и вправду была нелегкая.
Генерал Заборин на своей спарке «Су-37-уб» доставил Сашу до Тамбова. Оттуда, уже вертолетом, Сашу подбросили до Большой Мызы. Там на резервной базе имелся уазик, на котором Саша проехал еще восемьдесят верст. Ну а потом уже пешочком по лесочку да с рюкзачочком.
Устал.
Умаялся.
Поэтому, едва прилег, ног не чуя, на посланный на лавочке тулуп, так и заснул сразу же.
Баньку бабка истопила — самый смак, что надо!
Никаких финских саун нам не надо, нам — русским людям — парку не сухого, а мокрого подавай, так, чтобы на каменку квасу хлебного плеснуть, да потом веничком березовым постегаться.
С баньки вышел — как все равно родился заново.
А бабулька в избушке уже и стол накрыла.
Виски-то с текилой припрятала, а на стол свою самодельную — из черноплодной рябины дважды перегнанную и карбидом с марганцовкой от сивушных масел очищенную — выставила.
— Выпей-ка вот с дороги-то! — прокудахтала старушенция, хлопоча подле дорогого гостя.
Выпили.
Капусткой кислой закусили, картошечкой рассыпчатой да селедочкой.
— Ну? — спросила старушка. — Зачем консультироваться-то приехал? Али Старцев совсем уже нюх потерял, к старухе своих оперов присылает?