Конец века

Респов Андрей

— Много чести, Луговой. Проведём допрос и очную ставку на конспиративной квартире, — что-то неуловимо изменилось в голосе блондина, — а пока посмотри кое-какие фотографии, вон там в бардачке, открывай — он указал на панель передо мной.

Я подцепил пальцами крышку бардачка и начал тянуть вверх. И тут почувствовал острую боль слева у основания шеи. Резко повернув голову к майору, я увидел прямо перед глазами его правую руку, сжимающую небольшой шприц и палец, постепенно давящий на поршень.

Попытавшись дёрнуться в рапид, я с изумлением понял, что у меня ничего не выходит, а тело

ниже шеи не ощущается вовсе.

— Твою мать… — только и смог прохрипеть я, еле ворочая языком, прежде чем ухнуть в темноту.

Глава 23

Глава двадцать третья

Одинокий волк — это круто,

Но это так, сынок, тяжело –

Ты владеешь миром как будто

И не стоишь в нём ничего.

Ах, как много выпало снега.

Да как же когти рвать поутру.

Одиноким волком я бегал

И одиноким волком умру.

А. Розенбаум.

В сознание меня вернули холодные капли воды, капающие на лицо откуда-то сверху. Телу частично вернулась чувствительность, но не подвижность. Даже не так: кожа всего тела буквально горела, объятая невидимым огнём, словно я по шею был погружён в бурлящий кипяток.

Нужно ли говорить, что повторные мои попытки уйти в рапид, не принесли никакого результата. Впервые за всю мою одиссею анавром я серьёзно запаниковал. А что ты хотел, Гавр, не всё коту масленица? Рано или поздно это должно было случится.

Я попытался заорать, но горло выдало лишь пародию на сухой стон.

— Э-э-э, очнулся, обоссанный сын осла? — послышался смутно знакомый голос откуда-то слева, — сардор, иди говори уже за дело, бача созрел.

Гигантским усилием воли я разлепил веки. Зрение к полумраку адаптировалось очень медленно, значит, и эта способность у меня заблокирована. Осмотревшись, как получилось в моём положении, я понял, что сижу прислонённый спиной к стволу дерева или бревенчатой стены: трудно было толком разобраться с парадоксально нарушенной чувствительностью. Всё время мешала немилосердная головная боль. Поблизости не было заметно никаких признаков жилья или других строений. Только маячившие на заднем плане деревья и густой кустарник, кое-где обледенелый и припорошённый снегом. Похоже, мы за городом. Вполне логично: подальше от лишних глаз. Значит, я был в отключке не менее получаса.

На небольшой поляне, изъезженной промёрзшими колеями, ещё удалось разглядеть несколько хаотично припаркованных машин, между которыми слонялось с десяток крепких мужчин, в основном темноволосых, среди которых я сразу узнал блондинистую шевелюру майора в неизменном плаще и того самого кавказца, водителя волги цвета какао, на капоте которой сейчас сидел он сам, улыбаясь во весь рот и хрустя большим красным яблоком, с интересом наблюдая за моей реакцией.

— Бей-эфенди, а этот бача крепкий, да? Ты на него столько афюна извёл, Абдулмаджид, целый кишлак можно было развеселить, как на свадьбе, да? — говор у него, который я поначалу принял за кавказский, был очень странным. Многие слова водитель

выговаривал правильно, но переставлял местами, постоянно требуя у собеседника одобрения.

Тут из-за капота волги показался человек, к кому обращался весельчак с яблоком. Высокий смуглый худой мужчина с тёмными длинными, чуть вьющимися волосами и бородкой с проседью, был одет несмотря на минусовую температуру, в строгий тёмный костюм и белоснежную рубашку с расстёгнутым воротом. В правой руке он перебирал чётки из пожелтевших от времени бирюзовых костяшек.

Он посмотрел на меня, едва зацепившись чёрными как маслины зрачками за мою тушку, и повернулся к любителю яблок.

— Ты, как всегда, много болтаешь, Юнус. Зови майора, пусть поговорит с гяуром сам. Я обещал.

Сидевший на капоте немедленно выкинул остатки яблока в кусты и, вытерев пальцы о брюки, юркнул в промежуток между машинами. Длинноволосый же, подойдя ко мне так близко, что я почувствовал терпкий запах, исходящий от его костюма, тихо произнёс:

— Я скажу один раз, гяур. Ты взял чужое, поэтому всё равно умрёшь. Но если скажешь, где спрятал, умрёшь легко, Аллах свидетель! — и, не дожидаясь моего ответа, отошёл в сторону, щёлкая костяшками чёток.

Что это было? Сеанс навивания жути? Так себе хоррор. Похоже, я и правда попал в переплёт. Никакие это не кавказцы. Ребята явно прибыли из гораздо более южных пределов бывшего СССР. Да хоть цыгане! Блин, стереотипы владеют тобой, Луговой.

Судя по этнической схожести с теми ребятками, которых мы встречали в аэропорту ночью, когда прибыли чемоданы с товаром, это наверняка те самые хозяева наркоты, что осталась в доме среди трупов в ту злополучную ночь.

Вопрос первый, но не последний: почему они уверены, что я знаю, где наркотики? А второй: что делает с ними в сцепке офицер из конторы? Это ведь не просто плохо, это архипогано, товарищи! Я всё ещё пытался хорохориться, хотя без своих козырей мог ожидать лишь печального финала. И судя по настрою смугляшей, помучиться-таки перед смертью придётся.

Пока я не почувствовал возвращения своих способностей даже на малую долю. Поганец Мостовой вколол мне какую-то дрянь: то ли миорелаксант, то ли сильный транквилизатор, затормозивший не только сознание, но и, какая досада, приостановил способности анавра. Насобачились они там в комитете со спецсредствами, блин! Неожиданный и неприятный эффект.

Так, ничего больше не остаётся, кроме как тянуть время, а для начала попытаться выяснить, почему меня считают крайним, возможно, в этом кроется хиленький шанс вырулить ситуацию в мою пользу.

Хорошо хоть волосан не оставил никакой идиотской надежды на хороший исход. Честный чел. Сказал «умрёшь», и точка. Уважаю. Поэтому при случае отвечу ему той же монетой.

Снова придётся убивать? Может, и нет — меня грохнут раньше, не оставив никакой надежды на поиск Демиурга. А если даже и придётся — куда я денусь?

Ни о какой пощаде здесь, как и в случае с предателями-охранниками речи быть не могло. Группа, что сейчас засветилась передо мной, наркоторговцы. А в этом бизнесе, если даже отбросить обывательские штампы, продолжительность жизни среди представителей криминального мира самая короткая.