Конец времен

И Сьюзен

Он озвучил то, что крутилось в моей голове. Но меня все равно злит, что он так легко сдается.

– У нас есть структура командования, - пожимает плечами Мартин. – Заместитель Оби встанет у руля.

– Оби оставил вместо себя Пенрин, - говорит женщина, помогавшая мне с ранеными. – На последнем дыхании так сказал! Я стояла рядом и слышала.

– Но заместитель Оби…

– Нет времени спорить, - восклицаю я. – Мы в опасности! На закате ангелы откроют охоту и убьют любого, кто подвернется им под руку.

Я готова к ужасу, крикам

и панике, но никто не кажется удивленным. С этими людьми обошлись более чем жестоко, они ранены и сломлены; стоят тут в своем тряпье, голодные и худые, грязные и побитые, смотрят и ждут, что я скажу куда им идти, что делать и как быть.

Эта картина – полная противоположность блеску и мишуре ангельских сборищ, совершенным телам, силе. У нас тут увечья и шрамы, мы хромаем, боимся и плачем. Наши глаза – окна в миры отчаянья.

Меня накрывает волной безудержной ярости. Идеальные ангелочки, самые-самые во вселенной. И чего они к нам привязались? Почему не оставят людей в покое?! Слышат они лучше, видят они больше, и чего не коснись – умницы и мастера. Но это не значит, что мы – мусор.

– Охоту? – спрашивает Тру. Он смотрит на перепачканного сажей брата. – Так вот, что они делают!

– А что они делают? – настораживаюсь я.

– Отрезают нас огнем от материка. Сбежать можно только по воздуху или воде.

– Камеры засекли дым, - поясняет Тра. – Мы поехали проверить в чем дело и затушить огонь, но потратили кучу времени на то, чтобы скрыться от ангелов. Пожар вышел из-под контроля. Мы вернулись с докладом для Оби, а…

Плохи наши дела.

Землетрясения разрушили мосты, лодок у нас мало, самолет еще надо найти, и даже тогда убраться отсюда успеют совсем немногие. Полуостров полон людей.

Раз до заката ангелы не придут, время бежать есть. Это если они действительно не придут.

– Огонь распространяется в направлении севера, - говорит Тру. – Нас будто сгоняют в кучу, отрезая пути к отступлению.

– Так и есть, - соглашаюсь я. – Сбивают нас в стадо. Им же нужно на кого-то охотиться.

– И что, покоримся судьбе? – кто-то кричит из толпы. – Просто дождемся смерти?

– Неужели, все что мы можем – это прятаться и молиться, чтобы нас не нашли? – В голосе слышится гнев.

Начинается галдеж: все спорят, перебивая друг друга.

И тут раздается смущенный возглас:

– Заберет ли кто эту девочку?

Все оборачиваются на того, кто задал вопрос. Худой мужчина с перебинтованной рукой и плечами. Рядом с ним две малышки лет десяти.

Мужчина прячет одну за спину, а вторую подталкивает вперед.

– Я не смогу кормить ее и защищать, если снова придется скитаться.

Обе девочки разражаются слезами. Та, что за спиной, напугана не меньше той, что прошла в толпу.

Кто-то глядит на нее с состраданием, кто-то приходит в ужас, но даже те, кто сочувствует, не спешат брать ответственность за беспомощного ребенка. За порогом лагеря Сопротивления все либо охотники, либо жертвы – слишком опасное время.

Но

не каждого тронула эта сцена. Есть и такие, кто изучает малышку холодными липкими взглядами. В любую секунду один из них может поднять руку...

– Вы бросаете дочь? – Я потрясена.

Мужчина качает головой.

– Ни за что! За кого вы меня принимаете? Эта девочка – дочь моего приятеля, мы поехали в Калифорнию на каникулы и взяли ее с собой. Это было как раз накануне Нашествия.

– Что ж, значит теперь вы одна семья, - говорю я сквозь зубы.

Растерянный отец оглядывает лица собравшихся.

– Я не знаю, что еще делать! Мне ее не сберечь, не прокормить… Ей будет лучше с кем-то еще. Или я просто ее оставлю. Мне нужно заботиться о семье. – Мужчина прижимает к себе родного ребенка, пряча ее от любопытных взоров. Девочка горько плачет.

– Она тоже твоя семья, - цежу я, дрожа от гнева.

– Слушайте, я старался! Все это время! – кричит отец. – Но больше так не могу. Я не знаю, как выживу сам и как защищу дочь. У меня опускаются руки. Я иду на крайние меры, чтобы спасти себя и своих близких.

Себя и своих близких.

Я вспоминаю мужчину, которого Пейдж нашла в магазине. Что случилось с людьми? Если мы разругаемся и разойдемся в разные стороны, то скоро и сами будем лежать в темноте, и никто нас не найдет, не предложит свою помощь. Мы будем медленно умирать, а потом нас просто съедят.

У того мужчины осталось только одно – карандашный рисунок ребенка, которого он любил. И тут я понимаю: этот мужчина, его дитя и моя сестра – звенья одной цепи, части большой паутины, имя которой семья. Вот что спасло мужчину от острых зубов Пейдж. Вот что напомнило ей о том, что нельзя сдаваться, что надо бороться за человечность.

Наконец я поняла, что Оби пытался сказать. Эти люди – уязвимые, вздорные, невыносимые люди – тоже моя семья. Я готова его проклясть за то, что он вызвал во мне эти чувства. Мне хватало проблем с мамой и Пейдж. Но я не могу спокойно смотреть на то, как люди, мои люди, ссорятся и разделяются, умирают и рвут друг друга на части в процессе.

– Мы тоже твоя семья. – Я повторяю слова Оби. – Ты не один. И ее мы тоже не бросим. – Я киваю в сторону дрожащей от страха девочки: она стоит посреди двора и никто к ней не подходит. – Сделай вдох. – Так со мной говорил отец, когда я срывалась и психовала. – Успокойся. Мы справимся с этим.

Люди глядят на меня, затем на остатки Сопротивления. На их лицах сотня эмоций.

– Вот значит как, да? – начинает один из борцов за свободу. – А кто же спасет нас? Кому хватит сил и безрассудства объединить народ, в то время как мы расшибаем лбы о врага, которого не победить?

Ветер треплет одежду на мертвецах.

– Я.

Неужели я это сказала? Не только сказала – поверила.

Никто надо мной не смеется, но эти пристальные взгляды… и пауза довольно затянулась.

Я пожимаю плечами. Говорить о себе как-то неловко, но надо.