Конец Ядовитого Мну

Дубровский Константин

Глава VI

Шли вторые сутки полёта. Экипаж втягивался в скучные космические будни. Фрум Олива перестал пить напитки крепостью свыше шестидесяти градусов, заметно похудел и возмужал. С ним в капитанской рубке постоянно находился Аванес Попян и умничал по поводу назначения механизмов корабля.

— Олива, а за что вас посадили в две тысячи тридцать седьмом? — как бы невзначай спросил Попян,

балуясь глобусом Армении.

— За невысокий рост, — ответил Олива очень серьёзно.

—Неужели судья был так глуп? — удивился Попян.

— Полный дегенерат, — подтвердил Фрум, — его звали Акоп Окоп.

Попян подозрительно посмотрел на капитана, но лицо Оливы было непроницаемым, лишь от виска до подбородка ритмично бегали мужественные желваки.

— Обойду состав, — поднимаясь сказал Аванес, — проведу опрос общественного мнения.

— Будьте осторожны, ребята отдыхают, — предупредил Зе Сельпуга, не отрываясь от рычагов управления.

— Без Сельпуг скользко, — с достоинством ответил Попян и широко расправив плечи выплыл из капитанской рубки.

—Для начала он зашёл в каюту номер один. В центре каюты стоял герметический прозрачный резервуар с рафинированным подсолнечным маслом. В самой середине резервуара плавал гражданин Уго Раушке в состоянии анабиоза. Пользуясь тем, что президент спит, Аванес наговорил ему всяких гадостей, спел скабрезные частушки и показал массу неприличных частей своего тела. Вдоволь нахохотавшись, Попян вдруг явственно услышал, как президент сказал:

— Я это тебе запомню, Аванес...

— А это не я, — испуганно пролепетал Попян и внимательно всмотрелся в лицо Уго Раушке — лицо не двигалось.

— Почудилось, — вздохнул Аванес и пошёл дальше по слабо освещенному коридору.

Попян даже присел на корточки, когда из душевой раздался леденящий душу крик, и в таком положении приоткрыл дверь в душевую. В это время крик повторился, и Попян костенеющей от страха рукой зажёг свет. На ледяном полу из асбестоцемента, под струями душа «Шарко» толщиной с ногу взрослого человека, супруги Асс-Бабич отрабатывали сорок пятый приём полового терроризма, под названием «Протрузия».

— Как настроение, ребята? — пытаясь улыбнуться, спросил Попян, продолжая сидеть на корточках.

— Бодрое, — в один голос ответили молодожёны, но тут у них что-то хлюпнуло, они задвигались быстрее, и Аванес поспешил закрыть дверь.

— Живут же люди, — вздохнул Попян, вытирая мышцу ветошью, и спустился на этаж ниже, в лабораторию доктора Фишера.

Доктор Фишер был известен тем, что в своё время победил эпидемию простатита у приматов Водолея. Потом были многочисленные экспедиции во все уголки Галактики, лечение от алкоголизма и перевод на сверхдальние линии. В свободное время доктор Фишер коллекционировал экзотические овощи и в настоящее время изучал в лупу плоды говорящей чечевицы с астероида Фью.

— Вы только посмотрите,

какая прелесть, — не оборачиваясь воскликнул Фишер, — одна такая чечевица обошлась мне в десять сольдо.

Попян скептически ощупал овощ.

— За эту фасоль я не дал бы и ломаного пенни, — сказал он, — к тому же она проросла.

— Э, голубчик! Да вы совершенно ничего не понимаете в фасоли, — улыбнулся Фишер. — Это знаменитый. Да вы попробуйте, не стесняйтесь.

Попян брезгливо проглотил одну штуку и вдруг застыл как вкопанный. Помимо его воли ягодицы мелко задрожали, напряглись и из комбинезона Аванеса полился чудный итальянский тенор: «Живу я в маске, смел и дерзок мой трюк...»

— Вам повезло, — это оперный экземпляр, — довольно сказал Фишер, развалился в кресле и приготовился слушать.

— «Сатана там правит бал, там правит бал», — заорала задница Попяна голосом бессмертного Шаляпина.

Аванес в испуге заметался по лаборатории, ощупывая свой живот. «Амаго Фигаро — браво брависсимо, Амаго Фигаро — прима фортиссимо» — раздавалось из его штанов.

— Фишер, дайте противоядие, — взмолился наконец обессиленный Аванес, но тут его зад грянул «Марш Черномора» и замолчал сам по себе.

— Всё, — вздохнул Фишер, — хотите джазовую?

— Клистирная трубка! Печёночный сосальщик! — заорал возмущённый Аванес. — Да я тебя в реактор... Да я тебя в шлюзы... Да как ты смел... Да ты пьян! Да ты и не доктор вовсе! Тебя надо убить и лететь дальше!

Фишер испуганно моргал на Попяна из-под стерео-пенсне, но Аванес неожиданно успокоился.

— Ладно, живи, опарыш, — сказал он и спросил, — как настроение?

— Девять баллов по шкале Малиновского! — рявкнул Фишер. — Разрешите заняться приготовлением пилюль и суспензий?

— Разрешаю, — ответил Попян, отдал честь и вышел из лаборатории.

Навстречу ему шёл охотник Немудрак и явно искал собеседника, чтобы рассказать о своих небывалых охотничьих подвигах.

— Как настроение? — спросил Попян.

— Что, настроение? — раскуривая трубку, потянул Вока. — Я вот помню, на Гигее было настроение — так настроение. А потому, что мне удалось одним снарядом трёх наркомобразов свалить. Вот только Бэрримора жаль — съел-таки его тогда пупырь. Один чуб остался. А вот помню...

— Прекратить воспоминания! — приказал Аванес.— Куда направляетесь в данный момент?

— Согласно приказу номер четырнадцать от семнадцатого января две тысячи восемьдесят восьмого года вышел на охоту за корабельными грызунами, — по уставу ответил Немудрак.

— Грызунов приказываю брать живьём для приручения и использования в нуждах экипажа. Всё. Как настроение?

— Как у жёлудя, — ответил Вока и пошел дальше, размахивая старой, но надёжной лучевой пушкой Гарина.

«Как у жёлудя — это хорошо или плохо?» — задумался Попян и, размышляя об этом, зашёл в физкультурный отсек.