Конец здравого смысла
Шрифт:
Лавузен что-то поспешно сунул в две руки и, согнувшись, быстро прошел сквозь писк шарманки, дробь барабана, оглушенный ревом унылого концерта нужды.
Стеклянная дверь уплыла вверх как занавес, и Лавузен очутился в обширной зале. К вошедшим с поклоном приблизился толстяк в смокинге.
– Вам тему?
– Да, пожалуй,- нехотя согласился Лавузен, опуская голову, чтобы его не узнали.
– Любовную, бытовую?
– обернулся смокинг.
– Любовную, господин директор.
Толстяк крикнул в рупор:
– № 128 442 - ЛЮБОВЬ...
Десяток клерков заплясали
Марч спросил:
– Лавузен, где мы?
– А вот увидишь.
Зал гудел. Под тропическими деревьями, на кушетках, в античных ложах томились, полулежа, мужчины, женщины и подростки. Иные из них кружились под свистящую музыку, другие яростно раскачивались в гамаках. Но все - лысые и длинноволосые, худые и жирные, включая костлявого старика, по грудь сидящего в бассейне,- держали в руках тетради с карандашами.
Клерки, изнемогая, доползли до предельной высоты, где помещалась любовь, нажали пластинки, и белые листки по желобкам скатились в руки директору.
– Вот рекомендую,- начал он, подходя к Лавузену,- великолепная тема: богатая девушка влюбляется в нищего. Родители против. Влюбленные бегут на дилижансе. Родители догоняют и благословляют. Финал: майское солнце золотит кусты боярышника.
– Нет, благодарю,- поморщился Лавузэн,- дайте что-ни5удь диккенсовское.
Директор взялся за рупор. Марч возмутился.
– Ради дьявола, почему вон того дядю то бросают на трапеции, то вертят вокруг него колеса и над самым ухом стреляют из пугача? Где мы, в клинике умалишенных?
Лавузен пожал плечами.
– Пустяки. Здесь магазин тем. Все эти люди нормальные писатели, если только писатели могут быть нормальными в современном обществе, требующем от них романов с моралью и политически благонадежных. Что касается летающего на трапециях, то это автор приключенческих романов; тот вон, спящий в летаргическом сне,- бытовик. Во всяком случае, не беспокойся за сидящего в бассейне, он не простудится (вода подогрета), а в результате может написать роман из жизни подводного мира. Но мне уже надоело,- нет, мы передумали, господин директор, потому что заниматься искусством и жить на это в наши дни большое искусство.
Положив пять шиллингов на стойку, Лавузен вышел, подтолкнув Марча...
– Стандартизированные папиросы, дома, теперь любовь и, как видишь, искусство. Европа догнала Америку. Нам нечего делать, Марч,- все сделано. Остается разрушить, но это вне нашей компетенции,- Лавузен занес было ногу на подножку автомобиля, как вдруг юркий мальчишка шмыгнул мимо.
– Экстренный выпуск "Дейли-Телеграф"... Король, королева и младшие члены, кроме принца Уэльсского, оставшегося в Лондоне по болезни...
– Это мне нравится: о собственной болезни приходится узнавать из газеты,- пробурчал Лавузен.
Садясь в автомобиль, Марч ужаснулся.
– Значит, вы единственный член королевской семьи?
– Не совсем! Здесь еще моя жена, но и она уезжает в Рим.
– Ваша... жена?
– Разве ты не знал? О, это милая женщина. Когда я сделаюсь королем, я тебя обязательно познакомлю
– А когда вы сделаетесь королем?
– улыбнулся Марч.
Лавузен вынул записную книжку.
– Сегодня у нас пятница. В будущую среду!
– Лавузен, что вы задумали?
– вскрикнул Марч, бледнея.
– Как это называется?.. Да, государственный переворот. Не бойся друг, я уверен, что рассмешу весь мир. А смех - наше оружие.
Глава третья
Вечер упал как-то сразу. Сперва в громадные окна просочилась кровь заката, небо сморщилось тучами, сумерки накинули серые капюшоны на головы шотландцев. Когда Лавузен вошел в приемную, к нему приблизился майор Суффакс.
– Имею честь доложить, что ваше высочество трижды вызывали.
– Кто?
– Неизвестно. По радиотелефону.
– Марч,- обернулся Лавузен,- ступай в кабинет переговоров, я сейчас буду.
Проникнуть в кабинет было нелегко. Только подтвердив приказание принца, Марч получил шифр и, когда стража удалилась, нажал секретные кнопки.
"Кабинет переговоров", как и знаменитое озеро на крыше Букингемского дворца, устроенное лет шестнадцать тому назад, еще во время мировой войны [3] ,- были единственными нововведениями двора, оберегавшимися от общественного мнения Англии. Когда королю для удобств приема понадобился радиотелефон, палата лордов возмутилась, причем консерватор Дыркинхэд воскликнул:
3
Бассейн на крыше маскировал дворец от германских бомб.
– Радиотелефон во дворце! Пощечина науки величию короны. От радио не далеко до коммунизма. [4]
Сейчас на пороге этого знаменитого кабинета стоял Марч. Небольшая черная комната без окон освещалась четырьмя люстрами. С юго-восточной стены дребезжал телефон, и на экране судорожно дергались зигзаги.
– Ну что?
– спросил Лавузен, входя и закрывая дверь.
– Сейчас. Откуда?
– Марч взял трубку.
Слабый голос простонал издалека:
...РЯТ...З ..ПАРИ...ЖА... ОТКРОЙ...ТЕ... У...СИ...ЛИ...ТЕЛЬ...
4
Собр. речей лорда Дыркинхэда. Том 63, стр. 168.
– Из Парижа,- повторил Марч.
Лавузен нажал мембрану громкоусилителя. Резкий мужской голос зверем вылез из трубы:
...ДОКТОР АЛЬБЕРИК КАННЭ ИЗ ПАРИЖА ПРОСИТ ПРИНЦА УЭЛЬССКОГО...
– Я слушаю,- Лавузен принял трубку.
...СЕЙЧАС ПОЯВЛЮСЬ НА ЭКРАНЕ... У МЕНЯ СЛАБАЯ УСТАНОВКА... ВОЗМОЖНЫ ...ПЕ...РЕ...БО...И...
– Марч, потушите свет и дайте экран.
Оба сели в кресла, а на полотне, исчерченном полосами, выступил Альберик Каннэ. Лезвие пробора разрезало его голову на два черных крыла. Доктор был в сером костюме и мягких туфлях.