Конец "Зимней грозы"
Шрифт:
— Во дают! — с расстановкой отчеканил и восхищенно взмахнул биноклем старший лейтенант. — Это по-нашенски, по-гвардейски! Красиво немцы горят…
Семидесятки, издали напоминающие заводные игрушки, катились по степи в сторону балки. Они скрывались в черных кляксах разрывов немецких снарядов, исчезали в складках местности, но держались дружно и с секундными остановками вели прицельный огонь.
— Мастера! Красиво получается, — подхватил Кочергин, не замечая, что старший лейтенант его не слышит. — Такого я еще не видел! Легкие танки, всего взвод, отвлекли на себя целую лавину!
Тяжкий железный гул, нескончаемый громовой раскат пальбы переполняли простор. Поначалу большое расстояние до убегающих семидесяток
— Ну, сейчас немцам не до нас с вами. Самое время меж поселками проскочить! — живо поднялся комбат эрэсов, отряхивая колени.
Укрыв эрэсы в лощинах, неподалеку от автофургонов РТО, Кочергин попросил Басова, не скрывавшего свой интерес к «катюшам», позаботиться о гвардейцах: их надо было накормить, а машины перед боем подвергнуть профилактическому техосмотру. Кочергин поспешил в штаб полка. Спускаясь к автобусу с крутого откоса в Песчаную балку, он еще издали заметил у двери часового, что могло означать присутствие в штабе большого начальства. Согнув ноги в коленях, как это делают альпинисты, сбегая с травянистых склонов, он скатился вниз, обдав ошалевшего автоматчика снежной пылью и чуть не сбив его с ног.
— Кто у нас? Генерал, командир корпуса?
— Нет, товарищ лейтенант, — отряхиваясь, осклабился солдат. — Немец всего-навсего. Экипаж подбитой машины взяли, а в нем командир ихней роты оказался. Он давеча от Восьмого Марта к Аксаю прорывался и две машины здесь оставил. Одна и вовсе сгорела! Остальные ушли за балку Попова без своего командира. Не достали наши их, — продолжал рассказывать словоохотливый солдат, которому, видно, страсть как надоело в одиночку тут торчать. Он хотел сказать еще что-то, но Кочергин, не дослушав, поспешно распахнул дверь автобуса и шагнул внутрь.
Слева сидел другой солдат, зажав ППШ меж коленей, а за ним Кочергину бросился в глаза черный комбинезон и наклоненная голова молодого немца с тщательно расчесанным пробором. Офицер оперся локтями на стол, от чего толстенькие серебряные рифленые погончики, украшенные желтыми ромбообразно прикрепленными квадратиками, круто задрались вверх. По другую сторону от него сидел худой капитан с белесыми бровями и длинным лицом. В его глазах, устремленных
— Ну, чего встал? — несколько удивленно посмотрел он на вошедшего. — Закрой дверь, весна не скоро. Садись, давно тебя жду.
Лейтенант протиснулся и пристроился на краю койки, рядом с Козелковым.
— Можно? — тут же потянулся Кочергин за удостоверением немца. «Ага, командир пятой роты одиннадцатого танкового полка шестой танковой дивизии оберлейтенант Хаген!»
— Каков гусь? — скороговоркой зашептал Козелков. — Хорохорится, за язык тянем! Однако немало уже выдал. Проясняется общая-то картина, шестая дивизия входит в пятьдесят седьмой корпус, тараном четвертой танковой армии его назвал! Специальной, для прорыва сталинградской блокады! Во как, оказывается… Не врал, стало быть, Крафт-то. Штаб армии — в Тормосине, на том берегу Дона…
Козелков внезапно осекся, выпрямляясь под осуждающим взглядом капитана. С фотографии в документе немца на Кочергина смотрело самодовольное, даже заносчивое лицо, освещенное белозубой улыбкой. Человек напротив был старше, его лоб бороздили морщины, глаза запали. Переводя взгляд с фотографии на оригинал, Кочергин отметил несообразное положению пленного выражение брезгливого равнодушия, с которым Хаген смотрел в стол, явно не желая показывать глаз. Бережнов терпеливо ждал, когда капитан закончит что-то записывать в свой блокнот, который тщательно прикрывал ладонью.
— У меня срочный приказ комбрига, товарищ, подполковник! — спохватился Кочергин.
— Ну давай, чего молчишь?
— Стой! — вмешался капитан. — Фамилий, населенных пунктов не называйте, лейтенант. И вообще, приказы здесь неуместно объявлять. Напишите и передайте подполковнику!
— Ну хорошо, пишите, Кочергин. А вы, Софья Григорьевна, тем временем поторопите господина Хагена. Нас интересуют подробные сведения о составе и вооружении всей армии Гота <…>
— Деблокирующее наступление четвертой танковой армии генерала Гота на Сталинград начато из Котельникова силами двух танковых дивизий. Двадцать третья наступает восточнее железной дороги. Наша, шестая, с этой стороны, — торопясь, переводила его Софья Григорьевна. — Кодовое название операций мне неизвестно. Место соединения армий генералов Гота и Паулюса — тоже… А время? Надо полагать, теперь скоро, не позднее девятнадцатого декабря. Поселки Верхне-Кумский и Восьмое Марта заняли семь рот одиннадцатого танкового полка полковника Гюнерсдорфа.
В каждой дивизии двенадцатого декабря было по сто шестьдесят танков, из них тяжелых — двадцать четыре, командирских — девять, средних — сто пять и двадцать один легкий танк. Дивизии придан моторизованный полк на ста четырнадцати бронетранспортерах, имеющий дивизион восьмидесятивосьмимиллиметровых зениток, а также артполк самоходных лафетов. Их сорок один. В этом полку семьдесят шесть бронетранспортеров для прислуги. Разведывательный и саперный батальоны дивизий также имеют броневую защиту…
— Не так быстро, Хаген! — прервала его скороговорку Софья Григорьевна. — Не торопитесь, забудете что-нибудь.
Хаген несколько медленнее перечислил вооружение гарнизонов, размещенных в соседних поселках, назвал их командиров и замолчал.
— Каковы дальнейшие тактические намерения командования? — спросил Бережнов.
Услышав перевод, Хаген даже улыбнулся:
— А вам они не ясны, господин офицер? Сталинград! Освобождение армии Паулюса!
— Ну что же, все ясно. Допрос пленного продолжат в штабе бригады. — Бережнов встал. — Капитан! Показания этого немца очень важны для командования. Его срочно нужно доставить в штаб…