Конечно, это не любовь

Коновалова Екатерина Сергеевна

— Да, — кивнул Майкрофт, — он упоминал об этом. Драматизировал, по своему обыкновению, рассказывал о пытках и…

Майкрофт оборвал себя на полуслове. Гермиона не могла даже представить себе, что творилось у него в голове, но спустя почти минуту молчания он сказал:

— Я собирался разобраться в этом деле, но все фигуранты таинственным образом исчезли, вместе с моим политическим противником, который неожиданно потерял всякий интерес к политике и объявил о желании разводить кроликов на юге Глостершира.

Этого Гермиона не знала, но не была удивлена — едва ли в Министерстве рискнули бы допустить до

политики человека, который так хорошо сработался с магами.

— Ваш противник привлёк нескольких волшебников для своих дел, в том числе и для того, чтобы получить от Шерлока некоторые сведенья о тебе. Так что, — она поджала губы, — он не драматизировал. Просто он не помнит, что подвергался действию заклинаний, только ощущение боли.

— Я был уверен, что он сильно приукрасил события, что его ударили пару раз, держали под замком, — прошептал Майкрофт. Это было невероятное преображение — маска рептилии упала, и перед Гермионой сидел совершенно живой человек.

— Он был в ярости после вашей беседы, — сказала Гермиона, — не знаю, злился он на себя или на тебя, но…

Гермиона виделась с Шерлоком на следующий день — встреча была короткой и не слишком продуктивной. Она пришла, чтобы убедиться в том, что он в порядке, и, зная его, была готова как к насмешкам и заявлениям вроде «всё в порядке», так и к рассказу о том, насколько ему было страшно. Но не нашла ни того, ни другого — Шерлок уже как будто забыл о пытках и заключении, полностью одержимый новой идеей об ускоренном обучении и кипящий яростью. Он выставил Гермиону за дверь через пятнадцать минут, сообщив, что ему нужно подумать, но и за пятнадцать минут успел несколько раз обозвать себя идиотом и посоветовать Майкрофту идти к чёрту. Гермиона не слишком сильно удивилась — временами Шерлок буквально кипел от ненависти ко всему живому — и сочла за благо оставить его в покое.

— Я высмеял его жалобы и обвинения. Он выглядел вполне здоровым и бодрым, так что… — Майкрофт вздохнул и устало прикрыл глаза. — Я совершил большую ошибку.

Гермиона очень бы хотела сказать, что это действительно так, но попробовала представить себя на месте Майкрофта. К нему пришёл живой, здоровый и бодро выглядящий брат и начал говорить, что его били и пытали две недели. Как он должен был отреагировать? Поверить? Она бы не поверила, хотя и попыталась бы разобраться, в чём дело. Но Майкрофт — не она, от него сложно ожидать братской заботы. Он рассмеялся Шерлоку в лицо.

— Я напоила его лечебными зельями, — сказала она. А про себя добавила: «И я тоже совершила ошибку».

Они с Майкрофтом оба замолчали.

— Насколько это было больно? — спросил он после очень долгой паузы.

Гермиона вспомнила свои ощущения от «Круциатуса», вздрогнула всем телом и честно сказала:

— Очень больно. Как перелом всех костей сразу и… и даже значительно хуже.

Майкрофт потёр рукой лоб.

— Кажется, мне придется жить с осознанием этой ошибки, — произнёс он наконец. — В любом случае, Гермиона, ты можешь сказать своему Министру, что я услышал ваши предупреждения. И что я достаточно дорожу своей памятью.

— И памятью Шерлока, — подсказала Гермиона, ненавидя себя за эти слова.

Майкрофт взглянул на неё так, словно это она была рептилией с человеческим лицом, а не он, и кивнул:

— Да, и памятью Шерлока.

Гермиона

поднялась, превратила кресло обратно в стул и направилась к камину. Майкрофт встал, чтобы проводить её.

— Надеюсь, мы не часто будем видеться по рабочим делам, — сказала Гермиона.

— Я тоже на это надеюсь, — ответил Майкрофт. Он снова надел свою жутковатую маску и выглядел полностью уверенным в себе и в своём положении — пока он просто крупный политик, но Гермиона не сомневалась, что не пройдёт и нескольких лет, как он будет держать под контролем всю маггловскую Британию. Но она почти наверняка знала, что магический мир он будет игнорировать так долго, как это будет возможно.

— Хорошего дня, — сказала она, вошла в камин, вытащила из кармана горсть порошка и назвала точкой выхода атриум Министерства магии.

Её задание увенчалось успехом.

На следующий день она, получив личную благодарность от Кингсли и пополнение своего счёта в Гринготсе, приступила к более рутинным обязанностям сотрудника Департамента международного магического сотрудничества. По большей части она занималась бумагами и архивами, но не страдала от этого — она любила бумажную работу и не чувствовала себя угнетённой оттого, что была вынуждена заниматься чтением и сортировкой документов.

Они несколько раз виделись с Шерлоком — он выглядел невероятно жизнерадостным, раскрыл два убийства (и даже сумел намекнуть Скотланд-Ярду на личность преступников) и, казалось, начисто забыл и о своей злобе на Майкрофта, и о пережитой страшной неделе. Глядя на его светящуюся радостью физиономию, Гермиона предположила, что у него появилась девушка — и даже имела неосторожность высказать это предположение вслух. Шерлок посмотрел на неё как на душевнобольную и сообщил, что ничего глупее она придумать не могла.

— У меня появилась работа, это куда важнее, — сказал он, а потом, хитро прищурившись, заметил: — а вот ты…

— Даже не вздумай! — попыталась было остановить его Гермиона, но не преуспела.

— Я мог сразу заметить. Новые духи с нетипичным для тебя ароматом, появившаяся привычка подкрашивать губы, приведённые в более-менее сносное состояние волосы. Спешу заметить, что у тебя отвратительный вкус, хотя Драко Малфой, разумеется, несколько лучше твоего рыжего друга.

Гермиона только рассмеялась в ответ. Шерлок, разумеется, был прав — совершенно неожиданно для себя она оказалась девушкой Драко Малфоя.

Тот появился в атриуме Министерства в один из летних вечеров, дождался её возле камина и позвал ужинать. У неё не было никаких планов на вечер, к тому же, она соскучилась по их беседам, так что согласилась с радостью. За ужином последовал поход в театр, потом снова — в ресторан. Утром он повадился слать ей белые розы, а вечером, если она вдруг не могла с ним увидеться, отправлял тёплые письма с пожеланиями добрых снов.

От прежнего язвительного Малфоя не осталось и следа — он был мил, галантен и по-доброму остроумен. Разумеется, Гермиона быстро почуяла подвох — не мог он просто взять и влюбиться в неё, — и даже на всякий случай проверила его на воздействие любовных зелий, однако ничего не нашла. Потом аккуратно поинтересовалась его финансовым и политическим положением — это тоже был тупик: у него было всё в порядке, он не нуждался в ней, чтобы поправить свои дела.