Конфидентка королевы. На службе Ее Величеству

Нордье Софи

— Надо зажечь светильники! — Габриэль с трудом разглядел во тьме сидящего в углу комнаты Амори и тут же приказал своему оруженосцу Анри прислать слуг с огнем, а его самого отправил спать.

— Ты в последнее время так сияешь, что и огня не надо, — буркнул Монфор-младший, опрокинув в себя остатки содержимого внушительного кубка. Затем наполнил второй кубок и подал его приятелю, как только тот на ощупь устроился в кресле напротив. — Хороший у тебя оруженосец — немногословный, исполнительный. Да и здоров как медведь, не страшно в бою за собственную спину.

— Не спорю. Я долго подбирал нужную кандидатуру,

пока не нашел кого надо. И за два года — никаких нареканий! — Габриэль заметил, что его друг не в духе, и, дождавшись, когда слуга, зажигавший огонь в масляных лампах на высоких бронзовых подставках, выйдет, добавил: — Ну как, осваиваешься в новом доме?

— Чувствую себя вором, забравшимся в чужое жилище, — горько отозвался Амори. — Сегодня узнал, что по иронии судьбы мой выбор пал на покои сына графа Тулузского. И сейчас мне довольно мерзко, оттого что я сижу в кресле Раймона-младшего, пью из его кубка и любуюсь из его окна на его же Тулузу…

— Отныне граф Тулузский — твой отец! — Осознав, что друг изрядно выпил, Габриэль попытался обойти скользкую тему, но лишь разозлил его.

— Брось нести чушь! Ты знаешь мое мнение о нынешней войне и о законности наших прав на все эти громкие титулы…

— Тише, не кричи. Давай прекратим этот ненужный разговор, иначе вновь проговорим до утра, зайдем в тупик и лишь испортим себе настроение. А оно у меня сейчас очень хорошее!

— Заметно! В твоих глазах столько счастья, что невозможно смотреть в них без зависти. — Амори успокоился, и Габриэль понял, что его решительный тон, как всегда, подействовал на друга убедительно. — Насколько я понимаю, ваши с Сабиной отношения развиваются весьма успешно?

— Не так стремительно, как хотелось бы, но она мне безумно нравится. Я еще не встречал таких девушек. — Д’Эспри, выбрав из двух зол меньшее, предпочел обсудить свою личную жизнь, а не поступки Симона де Монфора.

— Можно подумать, что у тебя огромный опыт в общении с дамами.

— Ты прав. Беседы с женами и сестрами наших рыцарей не в счет, услуги продажных девиц — тем более, — легко согласился Габриэль и с наслаждением сделал большой глоток густого темного вина.

Амори чуть не сказал, что у победителей есть определенные права на женщин покоренных городов, но вовремя вспомнил о принципиальности — соратники называли это дуростью — своего друга. И ему вспомнился случай, произошедший пару лет назад в одном из завоеванных городов.

Небольшая, давно захваченная крепость, расположенная в горах. О погромах там уже позабыли, и жизнь была вполне мирная. Амори и его друг шли по узкой улочке, как вдруг из ближайшего дома послышались истошные женские вопли. Габриэль первым ворвался в здание и увидел, что пьяный рутьер навалился на полуобнаженную худенькую девочку лет десяти, собираясь ее изнасиловать. Мать ребенка, вся в кровоподтеках и в разодранном платье, пыталась оттолкнуть его, но негодяй с силой ударил ее в живот, и женщина отлетела в угол небольшой комнаты. Одним прыжком оказавшись рядом с наемником, Габриэль схватил его за плечо и рывком развернул к себе, намереваясь образумить. Однако в мутных пьяных глазах по-прежнему бушевала лишь животная похоть. Не тратя слов, д’Эспри перерезал рутьеру горло. Не успев ничего понять, тот удивленно обхватил руками шею, из которой фонтаном

била кровь, и в предсмертных судорогах скатился с кровати на пол.

— Быстро уходите отсюда! — скомандовал Габриэль женщине на безупречном южном наречии и, вытерев кинжал об одежду убитого, засунул его в ножны. — Иначе его дружки захотят вам отомстить.

— Защитник наш! — Мать спасенной девочки рухнула на пол, пытаясь обнять колени рыцаря.

— Живо! — рявкнул д’Эспри и сделал шаг назад, уклоняясь от благодарности.

Перепуганная женщина прижала дочь к себе и стремглав вылетела из дома.

После бесчисленных сцен насилия Габриэль не приближался к жительницам завоеванных селений, несмотря на то что многие из них вешались ему на шею. Он еще не осознал искушающей силы своей мужской притягательности, потому что слишком рано оказался на войне и женщины не успели избаловать его вниманием. Рыцарь считал, что поступками южанок руководит лишь безысходность. И вдруг — такая любовь!

Амори продолжил расспросы, пока это было дозволено:

— В твоих рассказах о возлюбленной всегда чувствуется «но».

— Да, ты прав. Мне с ней интересно и очень уютно. Вижу, что и она наслаждается моим обществом. Однако я постоянно ощущаю между нами какой-то барьер…

— Может, у тебя есть соперник?

Хоть Амори и был пьян, но попал прямо в яблочко.

— Думаешь? — озадаченно протянул Габриэль. — За два месяца в доме баронессы де Лонжер мне ни разу не встретился благородный мужчина, а я часто бываю у них.

— Ну мало ли…

***

Сабину неумолимо влекло к обаятельному северянину. Как она ни отгоняла мысли о нем, как ни пыталась убедить себя, что это лишь кратковременный, ничего не значащий флирт, новое чувство становилось все сильнее. Девушка всегда предчувствовала, когда Габриэль нанесет им визит, и безошибочно узнавала его коня по цокоту копыт. Едва во дворе их дома раздавался голос шевалье, неведомая сила срывала Сабину с места и выносила ему навстречу; при этом девушка улыбалась до ушей. А его прикосновения? Когда Габриэль целовал ей руку или помогал спуститься с лошади после конной прогулки, Сабина замирала на мгновение, чувствуя мелкую дрожь.

Тем не менее она с завидным упорством цеплялась за придуманную любовь к Кретьену, считая себя непростительно легкомысленной, а собственное поведение — предательским. Правда, когда Сабина честно пыталась проанализировать свое чувство к печальному катару, ей на ум не приходило ничего, кроме жалости. И это злило обычно уверенную в себе девушку. Она понимала: на фоне общения с веселым, решительным Габриэлем их с Кретьеном отношения выглядели, как недостроенный песочный замок рядом с каменной крепостью.

Но детское упрямство все же одерживало верх. Однажды в разговоре с молодым катаром Сабина намекнула на то, что их отношениям не хватает романтики. Непонимание, а затем и испуг в глазах Кретьена ошеломили ее. Конечно, из разговоров с ним она знала, что рано или поздно он примет Consolamentum и станет Совершенным. А это сделает невозможным для него не только брак, но и любые другие отношения с противоположным полом. Знала, но думала, что нечаянным образом у нее с Кретьеном все сложится по-иному. Реакция же юноши на ее слова все расставила по местам.