Конфидентка королевы. На службе Ее Величеству
Шрифт:
Слуги с каждым днем кланялись шевалье все ниже, и восточные сказки становились былью…
***
За прошедшие два года плена Габриэль проникся искренним уважением к высокой арабской культуре и людям, которые его окружали. Но мир, в котором шевалье родился, звал его, а обет святого паломничества все еще не был выполнен. Пора было выпутываться из соблазнительных сетей…
Укрывшись с Хайфой от дневного зноя в белоснежной беседке, Габриэль рассматривал замысловатый лабиринт посыпанных песком дорожек. Разбегаясь в разные стороны и огибая цветочные клумбы, кустарники и деревья, они опутывали весь райский сад. Посреди небольшого водоема журчал каменный фонтан,
«Здесь хорошо заниматься любовью, а не выяснять сложные отношения», — мысленно ухмыльнулся Габриэль. Но любая волшебная история, придуманная неутомимой сказочницей, когда-нибудь да заканчивается. Надо возвращаться к своим единоверцам. Габриэль, конечно, плохо представлял свое будущее. Явиться к рыцарям Акры пешком, без оружия, и, брызгая слюной, доказывать им, что он — благородный шевалье из Северной Франции, — такая перспектива его не прельщала. Еще меньше ему хотелось оказаться на побегушках у какого-нибудь капризного сеньора. Ладно, как-нибудь выпутается. Он воин, человек действия. Пригладив волосы на затылке, Габриэль весело подмигнул Хайфе:
— Цирцея моя, скоро наступит день обещанной мне свободы! В силе ли договор с Музаффаром? Я свое слово сдержал — сбежать не пытался.
— Не волнуйся, мы с деверем с самого начала обо всем договорились. Можешь не ждать оговоренного дня. Ты свободен!
Упоминание о Цирцее больно резануло слух Хайфы, и без того в страхе ожидавшей этого разговора. Несмотря ни на что в глубине души она надеялась, что Габриэль в ее жарких объятиях позабудет обо всем. Не случилось. Горькая обида вышла из-под контроля.
— Впрочем, не думала, что плен для тебя столь обременителен, во всяком случае, в моем доме!
— Прости, не хотел тебя обидеть. — Поцеловав женскую руку, шевалье спрятал ее в своих крепких ладонях и задумался.
А Хайфа, с напряжением следившая за выражением его лица, поняла: желание покинуть ее непоколебимо. Она уже успела немного изучить самолюбивый характер и образ мыслей Габриэля, поэтому пустила в ход давно заготовленную фразу:
— Предлагаю тебе хорошо заработать. Ты же не хочешь явиться к своим оборванцем?
— Верно, не хочу. — Габриэль бросил на нее заинтересованный взгляд из-под прямых бровей. — А что за работа?
— Сопровождение торговых караванов. Услуги человека, возглавляющего военный отряд, охраняющий грузы, достойно оплачиваются. Когда спадет жара, мы с Музаффаром собираемся отправить в Газу караван верблюдов со слоновой костью, пряностями, ладаном, кожаными ремнями и седлами. Груз очень ценный, и мы будем нанимать кого-то для его сопровождения. Почему бы не тебя?
— А от кого нужно охранять товары, от христиан?
— От разбойников, служащих одному богу — Мамону! Среди них нет истинных христиан или мусульман, так что твоя совесть может быть спокойна! — резко ответила все еще уязвленная Хайфа, но, одумавшись, взяла себя в руки и сменила тему разговора: — К слову, недавно султан и латиняне подписали в Египте мир на восемь лет.
— Какой мир?
— Сама толком не знаю, я еще не разговаривала с Музаффаром, а на базаре говорят вот что. После взятия Дамьетты Жан де Бриенн и папский легат Пайо Гальвау долго делили между собой власть. Наш султан аль-Камиль предлагал им выгодный мир: христиане возвращают Дамьтетту и покидают Египет, а он взамен отдает Иерусалим. Неслыханная
— Ты их не оскорбила, продолжай, — нетерпеливо мотнул головой шевалье.
— В середине лета рыцари двинулись на Каир [91] . Однако они не учли особенностей местной природы, и помимо мусульман дорогу им преградил разлившийся Нил. Воины султана легко перебили оказавшееся в ловушке христианское войско. Понеся невосполнимые потери, де Бриенн подписал вынужденный мир на восемь лет и убрался из Египта. По условиям договора христианам предоставили свободный путь к отступлению.
91
В июле 1221 года.
Габриэль уронил лицо в ладони, скрывая потрясение и стыд за своих единоверцев. Вопиющая глупость недальновидного папского легата и распри между предводителями привели к бессмысленным потерям, а затем и краху всего военного предприятия, так славно начинавшегося три года назад. Ну что ж, теперь ему спешить некуда. Мир так мир. Да и, положа руку на сердце, он, Габриэль, спешил не куда-то, а откуда. Обиженный на Сабину, он сбежал из Франции, и куда в очередной раз забросит его судьба — не важно. Он уже был галерным рабом, писарем, любовником, почему бы не примерить на себя роль конвойного командира? Тем более за это обещают неплохие деньги. За год можно поднакопить средств на хорошего коня и оружие, а там — прямая дорога в Акру.
Хайфа, чутьем любящей женщины понимавшая, что сейчас Габриэль принимает серьезное решение, застыла, боясь пошелохнуться. Наконец, шумно выдохнув, шевалье поднял голову.
— Кого я могу расспросить об особенностях этой работы? И еще: людей буду выбирать лично!
Женское лицо расплылось в широкой торжествующей улыбке, и, чтобы скрыть ее, Хайфе пришлось стряхнуть с подола платья несуществующую соринку.
Дамаск славился своими оружейниками, чьи лавки занимали несколько кварталов. Для того чтобы просто объехать все, понадобился бы день. Габриэль как истинный рыцарь, обожавший оружие, с удовольствием предался этому увлекательному занятию. К тому же они с Хайфой и целой свитой слуг постоянно кружили рядом с алькасаром дамасского амира. При прежнем султане заново отстроили роскошные апартаменты, казармы личной гвардии, надежную тюрьму, монетный двор и красивую мечеть. Крепость завораживала своим грозным великолепием.
Наконец, выбрав оружейника, чья работа устроила Габриэля, они сделали необходимый заказ и сняли мерки для доспехов. После небольших препирательств с Хайфой шевалье настоял: стоимость вооружения будет вычтена из его первого вознаграждения.
— Жеребца выберешь в моих конюшнях, все равно кони там стоят без дела, — как можно равнодушнее бросила Хайфа, уже купившая для любимого восхитительного арабского скакуна.
Она страстно желала, чтобы жеребец стал ее подарком Джибраилу, пусть и тайным, и потому приказала конюху подвести франка прежде всего к нему. Шевалье, конечно, понимал истинную стоимость вороного красавца и сразу же разгадал незамысловатую хитрость Хайфы. Но, соскучившись за несколько лет по верховой езде, не смог отказать себе в удовольствии. Ничего, расплатится позже.