Конгрегация. Гексалогия
Шрифт:
– Вроде да, а вроде и нет. Кормят прилично, читать дают… Я тут обнаглел и попросил Аристотеля; что ты думаешь – принесли. Подумывал девку стребовать… но не стал.
– Весьма правильно. Где ты сейчас?
– Сижу в вашем карцере; там, знаешь, весьма уютненько…
– Уж знаю, – улыбнулся Курт. – Даже не поверишь, насколько хорошо.
– Тут ко мне заходил ваш ректор… Забавный старикан. Знаешь, что он мне сказал?.. Что покушение на следователя с моей стороны имело место, посему наказание, соответственное данному преступлению, я заслужил.
– Да, – Курт вздохнул, откинувшись снова на подушку. – Спасибо.
– Брось, – снова помрачнел тот. – По всему выходит, в том, что с тобой случилось, виноват я.
Курт не ответил; это было правдой. Чувства по отношению к бывшему студенту у него были смешанные – от искренней благодарности до такой же откровенной почти ненависти. Не будь того удара в комнате барона, как знать, что случилось бы, как бы все повернулось тогда…
– Почему ты вернулся? – спросил он, стараясь, чтобы голос прозвучал спокойно. – Вот уж на что не рассчитывал.
– Совесть взыграла, – буркнул бывший студент, отвернувшись. – А если честно… если честно, сначала я подумал – вытащу его, и в случае ареста это зачтется. А потом вошел на первый этаж – а там печка. Постоял и ушел…
– Но вернулся.
– Вернулся, – кивнул Бруно. – И честно тебе скажу – до сих пор не понимаю сам, почему. Знаешь, давай уж все выясним до конца. Я не питаю нежных чувств к Конгрегации. И… Ты парень ничего, но как ты был инквизитором, так и остался, хотя – придется поблагодарить тебя за то, что прикрыл меня от моего графа. Он являлся, знаешь? Требовал «вернуть его собственность».
– И?
– И, – зло отозвался тот, – теперь я собственность Инквизиции. Меня тупо купили твои приятели. Вот так. Причем, как это вы умеете, гнусно ухмыляясь, предложили выбор – или назад, или меня выкупают. Посему расклад такой: я тебе благодарен, что не отдал графу, но – какие чувства может вызывать владелец у собственности? Это первое. Второе – я перед тобой виноват, и уверен, что ты об этом будешь помнить всю жизнь. Я тоже. Да, я без ложного смирения считаю, что, вытащив тебя из замка, я кое в чем свою вину… искупил. Но лишь кое в чем, и мы оба знаем, что, беря стакан, чтобы выпить воды, перо, чтобы написать что-то, книгу прочесть – глядя на свои руки, ты будешь вспоминать меня, и вряд ли добрыми словами.
– И что это значит?
Бруно мрачно кивнул через плечо на дверь:
– Твои дружки из Конгрегации умеют довести человека… Они приписали меня к тебе. То есть, когда ты оправишься и вернешься к работе, я буду при тебе в качестве… не знаю, кого. Это значит, что я буду каждый день думать о том, какую совершил ошибку, впутавшись в то, что затеял этот… любитель пива. Может, твой ректор решил, что это мое наказание.
И мое, наверное, подумал Курт невесело. Бруно был прав: этот удар в спину и все, что было после, он будет
– Так что – не надо изображать из себя моего приятеля, не делай вид, что все забыл – такое не забывают. Не пытайся вести себя так, будто ты не думаешь об этом каждую секунду.
Он не ответил; Курт пытался понять, зачем наставник (а это была его идея, в этом можно было не сомневаться) поступил так, ведь он не мог не понимать, на какую ежедневную муку обрекает своего духовного сына…
Он так и не успел найти подходящего ответа – дверь распахнулась, на этот раз резко, без стука, свободно, и в келью лазарета широкими, уверенными шагами вошел человек из свиты комиссара. Отыскав Курта взглядом, он широко улыбнулся, направившись к нему, остановился рядом, глядя сверху вниз, и покачал головой:
– Ну, ты красавец…
– Франк… – забыв о Бруно, Курт приподнялся, усевшись, с чувством пожал руку бывшему сокурснику кончиками пальцев. – Какими судьбами? Неужто?..
– Ага, – усаживаясь на кровати напротив, кивнул тот. – На следователя у меня, как ты знаешь, мозгов не хватило, но зато я не в какой-то дыре оказался, как некоторые, а в Штутгарте при обер-инквизиторе.
– Кем служишь?
Франк отмахнулся.
– Так, на подхвате…
Взглянув на бывшего студента, угрюмо наблюдавшего за ними, бывший сокурсник вопросительно покосился на Курта, и он махнул рукой:
– Говори при нем, этот у меняна подхвате.
– Да? А чей конвоир там у двери стоит? Он же, вроде, под следствием.
– Уже нет. Его отдали мне.
– Тю! – с преувеличенным почтением воскликнул Франк. – Да ты у нас в больших людях ходишь!.. Ну, Курт, ну, сукин сын, ну, ты шороху навел! Это ж надо – приехал в тихую мирную деревеньку и за неделю поставил на уши всех, кого только можно! Баронский замок спалил!
– Замок спалил не я.
– De jure, – хмыкнул тот; Курт скривился:
– И de facto тоже. Лучше расскажи, что сейчас происходит в этой тихой мирной деревеньке.
Франк с готовностью кивнул, усаживаясь поудобнее.
– Для того и зашел. Ну, и на тебя, само собой, посмотреть – уж больно много слухов разбрелось.
– Каких?
– Да таких. Выбрался, говорят, из замка, весь прожаренный, как шницель, смотреть страшно, неделю в отрубе провалялся…
– Все верно. Неделю… Только не я выбрался, а вот он меня вытащил; и давай сейчас обо мне не будем, надоело.
– Как знаешь, скромник ты наш, – с готовностью согласился тот. – С чего начать?
– С начала. Почему вы приехали так скоро? Я вас ждал сутками позже, это самое малое.
– Так это все твой святой отец. Когда он расписал, с какими бешеными глазами ты бегал по деревне, да как его в дорогу выгнал, да когда твой запрос прочли… – он махнул рукой. – Гнали галопом. И все равно опоздали. И что забавно: мы прибыли одновременно с герцогскими людьми и соседским бароном.