Конкистадор

Володихин Дмитрий Михайлович

* * *

Марго вернулась из рейда до смерти усталая и счастливая. Виктор сказал ей при всех:

– Я рад, что ты согласилась тогда взять в свои руки… все это.

Королева штурмовиков улыбнулась ему, как барышня на первом свидании. Она излучала застенчивое счастье.

А потом терранский главком рассказал ей о большом сражении, которое начнется завтра. Непременно начнется. Штабные аналитики, бывало, расходились в прогнозах даже по очень серьезным вопросам. Бывало,

да. Только не сейчас.

– Завтра будет бойня.

– Я готова… – спокойно ответила Марго.

И тут щуплый Хосе встрепенулся, схватил за локоть огромную штурмовицу, возвышавшуюся над ним, как тяжелый шагающий танк возвышается над пехотинцем, и подтащил ее к Сомову без видимого усилия.

– Витя! Ты ведь главком, н-да?

– Н-да, Хосе.

– Ты ведь имеешь право зарегистрировать любой брак… в смысле, если это твои люди…

– Э-э-э… Хосе…

– Значит, я прав. Так. Тащи сюда священника, сейчас же, мой друг! Немедленно! Я перехожу в православие…

– Это, конечно, очень приятно, Хосе…

– Не перебивай меня сейчас, Витя, очень прошу тебя, не перебивай меня сейчас! Так вот, я перехожу в православие прямо здесь, не сходя с этого места. Потом ты регистрируешь наш с Марго брак. С моей Марго, единственной госпожой моей жизни и смерти, моей любимой! А потом священник венчает нас по православному обряду. Здесь, Витя, все только здесь, не сходя с этого места! Не медля ни минуты!

Его голос сорвался и дал петуха. Маргарита Бондарь молча хлопала глазами, по лицу ее растекалась великая лужа растерянности.

– Но… Хосе…

– Нет, Витя. Нет, нет и нет. Ни малейших проволочек. Даже от тебя я не приму отговорок…

– Хосе…

– Что – Хосе?

– Ма-алчать! – заорал Сомов.

Лопес изумился и заткнулся.

– А теперь я хотел бы поинтересоваться мнением… другой… стороны.

– Она венчается со мной, Витя, чего тебе еще надо?

– Так положено, Хосе. По уставу у невесты положено спрашивать, хочет ли она выйти за тебя замуж. За тебя, облезлого испанского петуха.

– Да ты не смеешь…

Марго негромко откашлялась. Хосе замолчал, Виктор с интересом посмотрел на нее. Ну-с, милостивая государыня штурмовица… Нет, не так. Ну-с, Ваше Величество, королева воинов, видите ли вы в бедном идальго короля?

– Он верно говорит. Бог судил нам быть вместе. В любви мы были вместе совсем недолго, а теперь с нами будет непонятно что… Может, нас убьют. Но нам все равно надо быть вместе. Хотя бы и в смерти. Все остальное неправильно… И не надо называть его облезлым петухом, это звучит оскорбительно.

– Ты! Я так люблю тебя! – воскликнул Хосе.

Не обращая на него внимания, Сомов спросил Марго:

– Это можно трактовать как «да»?

– Можно. – и Марго, видно сочтя, что подобный ответ несколько вяловат и невнятен, уточнила, – Да. Ну конечно же, да. Конечно, да.

– Вы не вовремя, ребята. И тебе, Марго, завтра еще в огонь идти придется. Но вы правы. Когда двоим

надо быть вместе, все остальное теряет значение. Вашу мать, разгильдяи хреновы, властью, данной мне… забыл, как правильно сказать… наверное, правительством Независимого государства Терра… я объявляю вас мужем и женой. Вот так. Я объявляю вас мужем и женой, слышали вы, разгильдяи?

Они целовались. Как водопад. Как стихийное бедствие. Как боевая тревога на крейсере… Маленькая сладкоголосая птичка-латино и триумфальная валькирия на минуту как будто сравнялись форматами. Он – бледный от страсти, она – багровая от смущения, и так это выглядело совратительно, что Виктор даже подумал: «Ангелы-хранители у них тоже, поди, не утерпели. Где-нибудь над самыми головами целуются и крылами плещут»…

Никто не торопился объявлять антракт.

Сомов обратился к адъютанту:

– Подготовить необходимые бумаги. Немедленно. Пригласить сюда отца Иоанна. Живее, живее, капитан, не будьте сонной мухой, вставьте челюсть на положенное место, что вас так удивляет, капитан… а ну кру-у-гом! Шагом арш!

* * *

…27-го января на пустынной, усыпанной солончаками равнине, недалеко от устья великой реки, ширина которой не позволяла увидеть противоположный берег, сошлись ударные силы четырех поисковых контингентов. Вернее, все, что от них осталось. Двое суток они бились насмерть, никто не хотел уступать. Именно туда, в тот огонь отправилась Бешеная Марго с последними резервами Сомова.

Тогда равнина была еще безымянной.

Потом у нее сменилось множество разных названий. Но поверх многослойной мишуры все время вылезало имя, неведомо кем данное и воспроизведенное потом на всех языках владельцев планеты.

Равнина Четырех Хищников.

Застывшие брызги брони откапывали там и через десять лет, и через двадцать, и через тридцать…

* * *

…28-го утром 19-я десантно-штуромвая бригада вышла из боя с пятью процентами личного состава. Это Сомов запомнил на всю жизнь. Железным ломом не выбьешь.

* * *

Спустя несколько часов на равнину Четырех Хищников отправились девяносто пять добровольцев из числа людей Медынцева. Большая часть их отряда осталась там навсегда.

* * *

Еще спустя час оттуда привезли Маргариту Бондарь. Без сознания. Ее огромное тело, израненное и обессилевшее, жалко выглядело на операционном столе. Медики не сумели вытурить Лопеса: не помогли ни уговоры, ни приказы вышестоящих офицеров, ни попытки вышвырнуть его силой… Операция шла несколько часов. Все это время он сидел на стуле в четырех метрах от новобрачной и беззвучно молился. Только губы меленько перебирали слова.

И вымолил-таки ей жизнь. Есть Бог на свете.