Конкурс киллеров
Шрифт:
Действительно, у Жорика был хозяин — коммерсант-предприниматель, владелец сети ювелирных магазинов с тематическими названиями: «Золотой гусь», «Золотой петушок», «Золотая рыбка» и «Серебряное копытце». Звали его Аркадий Валентинович Раевский. В штатном расписании сотрудников Жора числился ночным сторожем, получал небольшую зарплату и полный социальный пакет, но трудился лишь время от времени и отнюдь не по профилю.
Работа Жорику, в принципе, нравилась, но он очень не любил иметь дело с неординарными личностями. «Психи», как он их называл независимо от характера неординарности, обычно отличались нетипичными реакциями и непредсказуемостью. Это страшно усложняло
Что эта телевизионная баба из разряда психов, Жорик понял со второго взгляда. Почему со второго, а не с первого? Потому что первый взгляд он бросил на телеэкран, а там баба выглядела вполне прилично, хотя и стояла на берегу пруда дура дурой — с микрофоном в одной руке и пучком какой-то морской капусты в другой.
Ничего, нормальный клиент, решил было Жорик, прикидывая, как он будет действовать: квартирку обшарит, пока хозяйка на работе, а саму бабу подкараулит на маршруте. Долго ли умеючи?
Однако уже второй взгляд, мельком брошенный Жориком на клиентку из темноты парадного подъезда, заставил его усомниться в успешности выбранной тактики.
Притаившись в темном углу под лестницей, Жорик пропустил мимо бабу, галопом проскакавшую наверх, в свою квартиру на втором этаже, и задумался. Резвость дамочки ему не понравилась. Ишь, какая прыткая! Прогалопировала без остановки, в почтовый ящик не заглянула, перед ступеньками не притормозила — а ведь в подъезде темно, хоть глаз коли, неужто не боится оступиться?
Беззвучно поворчав, Жорик приготовился ждать, но тут в подъезд по-хозяйски вошел неопределенной масти кот, принявшийся неторопливо и методично метить территорию: рассохшиеся двери подъезда, нуждающиеся в покраске стены, выщербленные ступеньки, металлические основания лестничных перил и даже самого Жорика, в последний момент избежавшего принудительной ароматизации, спасшись бегством. Оступаясь во тьме, Жорик поднялся на лестничную площадку между первым и вторым этажами, поправил ломик в рукаве спортивной куртки и выжидательно уставился на дверь, местоположение которой выдавала светящаяся, как прицел, точка дверного «глазка».
Окруженный радужным ореолом желтый светлячок гипнотизировал, разморенный духотой Жорик начал клевать носом и потому пропустил момент, когда сумасшедшая баба, хлопнув дверью, кубарем скатилась по лестнице во двор.
— Е-твое! — конспиративным шепотом выругался Жорик, слезая с удобного широкого подоконника.
Обернутый материей ломик с мягким стуком упал на пол. Продолжая беззвучно материться, Жорик нагнулся и подслеповато прищурился, всматриваясь в темноту в поисках орудия труда. Ухо его обдало ветром: мимо, вверх по лестнице, кто-то пронесся. Опять она, с запозданием понял Жорик, увидев, что дверь квартиры снова распахнулась. На ступеньки пролился желтый свет из прихожей квартиры, и на бетоне площадки у самых ступенек следующего марша Жорик увидел искомый продолговатый тряпичный сверток. Обрадовавшись, он опустился на четвереньки, и тут свет погас, дверь хлопнула, и сверху — Жорик едва успел отпрянуть к стене — проскакала неугомонная баба. И чего разбегалась, спрашивается?!
Опаздывающий Жорик тихо застонал, поспешно зашлепал ладонью по полу в поисках ломика, нашел, и в этот момент все та же заводная баба, вихрем взлетев по лестнице, наступила ему на руку каблуком!
Жорик беззвучно взвыл, машинально отдернул пораженную руку, потряс ею в воздухе и с откровенной ненавистью посмотрел в сторону квартирной двери. Ломик остался лежать на площадке, неразличимый
— Черт с ним, — прошептал себе под нос Жорик, потихоньку ретируясь к выходу из подъезда. — Что я, руками работать не умею?
Прямо у подъезда, уткнувшись в увитые алыми розами шпалеры, стояла машина, на которой приехала баба. Увидев ее, Жорик моментально составил новый план действий — вернее, подобрал вариант из успешно опробованных ранее.
Он подошел к «жигуленку» и осторожно подергал ручку дверцы — сигнализация не завопила. Жорик удовлетворенно потер руки, поморщившись при прикосновении к отдавленной ладони, и пошел вокруг автомобиля.
Он внимательно присматривался к окошкам, и не зря: со стороны водителя стекло оказалось приспущенным. Жорик попытался просунуть в щель руку — не получилось, мешал рукав спортивной куртки. Закатать рукава повыше не позволяли тугие манжеты, поэтому Жорик, недолго думая, снял куртку и аккуратно повесил ее на шпалеру. Потом, вспомнив кое-что важное, достал из кармана куртки пачку долларов и переложил ее в карман джинсов. Деньги предательски торчали из кармана тесных штанов, но не оставлять же их без присмотра!
Жора вернулся к машине, просунул руку в салон и открыл сначала одну дверцу, потом другую. Сел сзади, закрыл дверцы, подумав, опустился на пол между сиденьями и приготовился ждать, с тихим хрустом разминая пальцы. Правая рука болела, и Жорик не чувствовал ни малейших угрызений совести по поводу того, что собирался совершить. Надо же, оттоптала руку человеку, поганка! Да за это убить мало!
Едва я села в «жигуль», как зазвонил сотовый. Я не люблю разговаривать по телефону, когда веду машину: если увлекусь беседой — забуду, как рулить; если отдамся полностью процессу вождения — не поговорю как следует. Поэтому я погодила заводить авто, отцепила с пояса мобильник и поднесла его к уху.
— Да?
В трубке зазвучал голос — непонятно, чей именно: слышимость была неважная. В надежде на улучшение качества приема я выбралась из машины, и голос в трубке усилился.
— Лен, это ты? Привет! Это Люба.
— Привет! — искренне обрадовалась я. — Ты откуда звонишь?
Любка — отличная девчонка, то есть, собственно, давно уже не девчонка, а молодая деловая дама, одинокая мать подрастающей дочери. Впрочем, дамой ее тоже не назовешь: сколько помню, Люба всегда ходит, точнее, бегает, в джинсах, кроссовках, стриженные «под мальчика» выгоревшие волосы всклокочены, на физиономии — выражение озабоченности, забавно сочетающееся с иронической улыбкой. Умненькая девочка в свое время окончила иняз, по-английски шпрехает как Маргарет Тэтчер и применяет эти знания в порту города Темрюка — насколько я понимаю, Люба грузит пароходы. Ну, не лично грузит, а как-то руководит процессом, который я представляю себе довольно смутно. Так или иначе, жить Любаша вынуждена в упомянутом портовом Темрюке, так что видимся мы с ней редко, а жаль!
— Я в Краснодаре, — сказала Люба.
— А точнее?
— Точнее, на улице Западной, рядом с твоим домом. Синий «вольвешник» припаркован у клумбы с какими-то здоровенными голыми бодылками — это у вас бамбук, что ли? Я в нем сижу.
— В бамбуке? — не поняла я.
— Еще чего! В «вольвешнике»! Если уж тебе нужна точность, на переднем сиденье, рядом с водителем!
— Ух ты, у тебя водитель? — не без зависти восхитилась я. — Надо же! А я вот сама рулю…
— И зря, — перебила меня Люба. — Что это мы, сразу на двух автомобилях поедем, как свадебный кортеж? Двигай сюда, заднее пассажирское сиденье в твоем полном распоряжении!