Конрад Аденауэр - немец четырех эпох
Шрифт:
История распорядилась иначе, отправив Шумахера и немецких социал-демократов на десятилетия в оппозицию. Возрождение страны, ее все большее процветание проходили под непрекращающийся аккомпанемент оппозиционной критики правительства, его действий во внешней и внутренней политике. Продолжаться вечно так не могло. Жизнь отдавала победу Аденауэру. Голос оппозиции затихал. Ее критика переходила в сферу позиций непринципиальных, требовала что-то улучшить, что-то дополнить, но не изменять коренным образом. Резкие, подчас на грани парламентской этики выражения в адрес канцлера уходили в прошлое, ибо они оборачивались потерей избирательных
— Пресса так мало пишет о моих успехах, но подхватывает даже самую мелочь, если она дает повод для критики. Причем близкие к нам газеты стараются чуть ли не больше, чем социал-демократические.
— Журналисты, — возразил Эккардт, — знают: читатель воспринимает успех как нечто нормальное и основное внимание обращает на то, что не в порядке. Если газеты будут выходить с заголовками «У нас первоклассное правительство», их не будут покупать.
Аденауэр промолчал. Правота Эккардта не вызывала сомнений.
Шумахер был антиподом Аденауэру: пруссак, протестант, заядлый курильщик, неженатый и бессемейный одиночка, агрессивный, саркастический, взрывной и крайне нетерпеливый, он не признавал компромиссов. В Аденауэре видел иезуитскую скрытную натуру, реакционера, не способного представлять новую немецкую демократию. Неоднократные попытки Аденауэра наладить хоть какие-то отношения с Шумахером успехом не увенчались.
В бундестаге Шумахер гремел зажигательными, подчас истерическими речами, зачастую далекими от существа обсуждаемого. Возбуждаясь, допускал некорректные выкрики, что приводило к общему шуму и неразберихе.
Но Аденауэр при любой заварушке оставался невозмутимым, сидел на своем месте прямой и подтянутый, с непроницаемым лицом. Иногда он позволял себе краткие ироничные, но не оскорбительные замечания.
У них было лишь одно общее — оба убежденно исповедовали антикоммунизм, не признавали тоталитаризм, от кого бы он ни исходил, считали пагубным и опасным для других народов путь, по которому шел Советский Союз и который он навязал странам Восточной Европы. Шумахер ни до образования Федеративной Республики, ни после принципиально не блокировался с коммунистами. Оппозиционность обеих партий приводила к тому, что они часто голосовали вместе против Аденауэра и ХДС/ХСС. Но о заранее обусловленном единстве действий речь никогда не шла. Шумахер всячески пресекал попытки местных организаций вступить в контакт с коммунистами и совместными действиями одолеть другие партии.
На одной из пресс-конференций бойкий журналист попытался поддеть Шумахера:
— Почему вы так резко выступаете против коммунистов, ведь вы же братья.
— Да, братья, — быстро ответил Шумахер, — как Каин и Авель.
— Вы же вместе исповедуете Маркса, — не унимался журналист. — В его учении главное — диктатура пролетариата.
— Маркс говорил о диктатуре подавляющего большинства в интересах подавляющего большинства. В Советской же России установилась диктатура одного класса, точнее одной партии над подавляющим большинством населения.
Между Шумахером и Аденауэром не возникало дискуссий на мировоззренческие темы. Социал-демократы объявляли себя партией рабочего класса. Аденауэр не верил, что они надолго останутся на классовых позициях. Население приняло в качестве социального критерия лозунг ХДС/ХСС — «Благосостояние — для всех!» При его претворении в жизнь постепенно уходили на второй план мотивы классового
Социал-демократ Гельмут Шмидт, бывший в 1970-х годах недолгое время канцлером, много лет спустя после смерти Аденауэра напишет, что и Шумахер, и Аденауэр были добрыми немцами и желали самого лучшего для своего народа. Оба выступали против диктатуры и коммунизма. Они расходились лишь во внешнеполитических концепциях и во взглядах на возможность воссоединения Германии.
С оценкой расхождений, данной Г. Шмидтом, трудно согласиться. Шумахер действовал прагматически и прямолинейно, не придавая особого значения духовным ценностям. Аденауэр же опирался на религию и компромисс. Он создал правительство, в котором были представлены обе конфессии и все влиятельные группы ХДС/ХСС. Сам канцлер считал себя избранником не парламента, а народа, что добавляло ему уверенности.
Корифеи оказались антиподами прежде всего во взглядах на экономическое развитие страны. Шумахер и его партия ратовали за плановую экономику, за национализацию основных отраслей промышленности, за государственное регулирование в наиболее важных отраслях народного хозяйства. Шумахер уверял: судьбы страны нельзя доверять немецким капиталистам.
Много критики от социал-демократов услышали Аденауэр и Эрхард по поводу рыночной экономики. Шумахер и его соратники утверждали, что правительство привносит в народное хозяйство хаос и непредсказуемость. Но оно твердо внедряло в жизнь принципы социального рыночного хозяйства и стало быстро получать результат.
Аденауэру удалось примирить рабочих с предпринимателями. Люди наемного труда получили возможность участвовать в управлении предприятиями. Предпринимателей они стали рассматривать как партнеров. В обществе поверили, что какие бы ни произошли политические перемены, сфера потребления, уровень жизни останутся незатронутыми.
В середине 50-х годов, когда полностью развернулось «экономическое чудо» и значительно вырос жизненный уровень населения, социал-демократы свернули критику против рыночной экономики. Их теоретики стали говорить о необходимости рынка, конкуренции и индивидуального материального интереса. Постепенно они стали отказываться от постулатов, диктовавшихся приверженностью теории Маркса и классовым характером партии. Жизнь опрокидывала основные тезисы социал-демократов о том, что капитализм не в состоянии удовлетворить жизненные потребности человека, что он не может функционировать без тяжелых кризисов и массовой безработицы и при нем неизбежна социальная нестабильность.
Кстати, Аденауэр не употреблял термины «капитализм» и «социализм». Он считал, что они имеют лишь историческое значение и теряют смысл в современных условиях, ибо возникло новое общество, использующее достижения научно-технического прогресса и нацеленное на постоянное повышение жизненного уровня всех слоев населения. Прибыль для производителя перестала быть самоцелью, источником безграничного обогащения, она превратилась в средство прогрессивного развития. Высокая обеспеченность общества увеличивает потребление и таким образом стимулируется производство.