Констанция. Книга первая
Шрифт:
Придется вызволять его из беды, конечно, если еще парень жив».
Вдруг Этель встала из-за стола и, отвернувшись к окну, сказала:
— Я уверена, что Филипп жив. Мое материнское сердце подсказывает — он жив. Ведь я не могу ошибиться, ведь я помню тот день, когда убили Робера. Я тогда готовила рыбу, я чистила форель и вдруг мое сердце дрогнуло и остановилось. Я порезала палец и странное дело — из него не потекла кровь. А когда сердце вновь начало биться у меня в груди, кровь из небольшой раны хлынула так сильно,
— Успокойся, сестра, — из-за стола выбрался Марсель, он положил свои сильные руки на хрупкие плечи пожилой женщины, — успокойся, я думаю, все будет хорошо, — сам не до конца веря в свои слова, произнес Марсель.
— Мама! Мама, я так люблю Филиппа! — закричала Лилиан и тоже бросилась к матери.
Несколько мгновений они так и стояли втроем, молча. А за окном шумел ветер, скрипел ставень и жалобно выли псы.
— Да что это такое! — вдруг сказала Этель. — Почему мы сидим в тепле и ничего не предпринимаем? Марсель, ты должен отправиться на поиски.
— Куда?
— Не знаю, не знаю, — негромко сказала женщина, — но где-то же Филипп должен быть!
— Не стоит волноваться, Этель, рассветет, и я двинусь на поиски.
— Да! Да! Скорее бы кончилась эта проклятая ночь, скорее бы кончился этот дождь и перестали выть псы! Я знаю, где мой сын, — вдруг сказала Этель.
Лилиан вопросительно посмотрела на мать, так и не понимая, почему же та, зная, где находится ее сын, ничего не говорит.
Мать покачала головой.
— Его схватили Реньяры. Его схватили Реньяры, — еще раз повторила Этель, — я в этом уверена.»Возможно» — подумал Марсель Бланше, но ничего не сказал, продолжая сжимать вздрагивающие плечи сестры.
На рассвете старый Гильом Реньяр позвал слугу. Тот тихо вошел в комнату своего господина.
— Слушаю вас.
Старик протянул руку, указывая на стул.
— Вам плохо?
— Пить, — бросил Гильом.
Слуга наполнил чашу питьем, и старик мелкими глотками осушил ее до дна.
— А теперь помоги мне одеться. Слуга взял с кресла халат и уже подошел к постели, как Гильом Реньяр его остановил:
— Нет, не халат.
— А что господин желает надеть? Старик указал рукой на черный шкаф, стоящий в углу спальни. Слуга подбежал к шкафу и открыл его.
— Я хочу одеться как подобает господину. И причеши меня.
Превозмогая слабость, с помощью слуги Реньяр оделся. Сверкали начищенные пуговицы, на груди камзола сверкала цепь. Пепельные, обычно растрепанные волосы были причесаны.Старик уселся в резное кресло и приказал:
— А теперь принеси пистолеты.
Слуга с недоумением посмотрел на своего господина, но не посмел ослушаться. Были поданы пистолеты, хранящиеся в том же шкафу.
Старик осмотрел их и положил рядом с собой на низенький столик.
— А теперь позови Констанцию.
— Она еще, наверное,
— Я тебе сказал позови, — рука старика дрогнула. Слуга стремглав бросился исполнять приказание. И вскоре Констанция, опустив голову, стояла перед Реньяром.
— Констанция, мне рассказали ужасные вещи.
— Что вам рассказали? — девушка сама того не замечая, залилась краской.
— Значит, это правда, — дрогнувшим голосом произнес Гильом Реньяр. — Но неужели ты, Констанция, моя любимица, моя воспитанница, забыла то, о чем я тебе столько раз говорил?
— Нет, я все помню, — воскликнула девушка.
— А мне кажется, ты забыла, что Абинье — наши заклятые враги. Они живут на наших землях, на земле наших предков. И ты, Констанция, хочешь связать свою судьбу с одним из них.
— Да, — сказала девушка и подняла голову.
Она встретилась взглядом с Гильомом Реньяром, но не опустила голову. А в глазах старика она не нашла упрека, но в них не было ни сострадания, ни сочувствия.
Старик смотрел на девушку абсолютно спокойно. Казалось, его душа находится где-то очень далеко. Наконец, он хлопнул своей иссохшей ладонью о подлокотник
Кресла.
— Значит ли это все, что ты любишь Филиппа Абинье?
— Да, — вновь ответила девушка.
— Я даже никогда не мог представить, что подобное может случиться. Даже в страшном сне такое мне не могло привидеться, что мой враг будет мужем Констанции, что она будет просить за него.
— Гильом! Гильом! — вдруг воскликнула Констанция и упала на колени.
Она целовала старческую руку, чувствовала, как дрожат старческие пальцы Гильома Реньяра.
— Пощади! Пощади Филиппа, он ни в чем не виноват! Ни в чем! Если Виктор убьет его, то и мне не жить! Без него мне ничего не надо, я умру.
— Успокойся, моя девочка, — Гильом Реньяр положил левую руку на плечо Констанции, — успокойся, может быть, это и к лучшему.
Констанция подняла голову и посмотрела в лицо Гильома Реньяра. Тот улыбался чему-то потаенному, чему-то, что было известно только ему одному и недоступно всем остальным.
— Позови слугу, — тихо произнес старик. Констанция вскочила на ноги, выбежала на лестницу и позвала слугу.
— Позови моих сыновей.
Когда прибежал слуга, старик попросил, чтобы он подал ему Библию.
Книга легла ему на колени. Старик раскрыл ее и несколько минут водил ладонями по страницам. Пальцы дрожали, старик даже не пытался прочесть, что там написано. Ведь он уже почти ничего не видел, его глаза слезились, а губы дрожали.
Наконец, в комнату вошли сыновья и, став у стены, склонили головы.
— Ты звал нас, отец? — спросил Виктор.
— Да, я хочу, чтобы вы знали, кто пока еще в этом доме хозяин.
Виктор, вскинув голову, бросил на отца презрительный, полный негодования взгляд.