Констанция. Книга пятая
Шрифт:
«Боже, как, должно быть, сладка свобода! Когда можешь распоряжаться собой по своему усмотрению, когда можешь плыть или идти туда, куда хочется, не обращая внимания ни на кого». Вернувшись во дворец, графиня де Бодуэн переоделась в новое платье и долго стояла перед зеркалом, рассматривая себя.
— Я сильно изменилась, — прошептала она, прикасаясь кончиками пальцев к холодному стеклу зеркала, — я даже стала непохожа на ту Констанцию, которой была до болезни. Только глаза, пожалуй, остались теми же, да у губ появились две горькие складки, правда, они почти не видны. А
Констанция вынула из секретера свою шкатулку из темного дерева, приподняла крышку и достала свой медальон. Она любовно держала его в руках, поглаживая огромную сверкающую жемчужину, затем посмотрела на герб и нежно поцеловала медальон.
«Да, я графиня Аламбер, там, во Франции, у меня дом. А здесь я в чужой стране, я загнана в угол и мне не позволено делать опрометчивые шаги. Значит, я должна затаиться и ждать. Но в конце концов, я обрету свободу и вновь буду наслаждаться жизнью. Я буду вдыхать запахи цветов, мужчины вновь станут восхищаться моей красотой, будут поклоняться мне и возможно, я в конце концов, буду счастлива. А еще у меня есть сын, — вспомнив о Мишеле, Констанция вздрогнула и вся напряглась, — да-да, сын, я выносила его под сердцем и люблю его. Мне казалось, я о нем забыла, но я помнила о нем всегда и все время моя душа рвалась к ребенку. Боже, он, наверное, уже большой, похож на Армана. А может быть, он как две капли похож на меня в детстве. Возможно, у него такие же ямочки на щеках и так же загнуты ресницы, такие же брови. Как мне хочется его увидеть, подержать его ладони в своих руках, прижать его к себе и нежно поцеловать в глаза, в щеки, в губы! Боже, мой мальчик, мой Мишель!» Констанция готова была расплакаться, думая о сыне, думая о том, как она была жестока, решив вычеркнуть его из своей памяти.
«Нет-нет, я допустила большую ошибку, но я ее обязательно исправлю. Мишель, мы будем вместе, я буду о тебе заботиться, я буду тебя воспитывать и ты вырастешь прекрасным человеком. Я буду отдавать тебе все свое время, я научу тебя всему, что знаю сама. И ты, возможно, будешь более счастливым, чем твоя мать и твой отец. Возможно, тебе не придется мучиться, возможно, ты всегда будешь свободным».
— Мишель, Мишель, — шептала Констанция, расхаживая по пустынным и мрачным покоям дворца, — когда же я вновь встречусь с тобой, когда же я смогу тебя обнять?
И тут же сама себе ответила:
— Тогда, когда я смогу вырваться из этой золотой клетки. Только тогда мы будем вместе, когда перестанем зависеть от короля Пьемонта. Конечно, я благодарна ему, он спас меня, выходил, но он же сам во всем и виноват. Ведь это он, Витторио, вынудил меня идти той ночью к нему в Риволи и все получилось из-за него, из-за его желания обладать мной.
— Госпожа, — послышался голос служанки.
— Да, дорогая, — Констанция, смахнув слезу, обернулась. — Что случилось?
— Госпожа, к вам барон Легран, он ждет внизу.
— Спасибо, скажи барону, что я сейчас спущусь. Констанция немного припудрила лицо, поправила платье и, застегнув медальон, улыбнулась своему отражению.
«Ну
Увидев Констанцию, барон учтиво поклонился даме, поцеловал руку.
— Извините, барон, что я заставила вас ждать.
Да что вы, графиня, я только приехал, не стоит извиняться.
— Пройдемте, — графиня взяла барона под руку и провела по двору.
Мужчина и женщина остановились у большой двери.
— Откройте, пожалуйста, барон, я хочу взглянуть на свои сокровища.
Барон распахнул большую дверь. Констанция вошла в большое пустынное помещение. В двух углах были составлены картины, скульптуры, мебель.
— Вот это, — Констанция указала направо, — все, что досталось мне из дворца в Риволи. А вот это — из
Дворца в Турине. Все остальное разграбили и уничтожили французы.
— Немного, — бросил барон Легран.
— Это плата за то время, что я была с королем.
— Я понимаю вас, графиня, и сочувствую. Увидев это, а тем более вспомнив, можно разрыдаться. Но не стоит, графиня, предаваться отчаянию, не все так плохо.
Констанция резко обернулась и увидела, что в двери стоит один из ее соглядатаев.
— Это ваша тень? — заметил барон Легран.
— Да, его приставил король, его величество боится, что я могу сделать какой-нибудь опрометчивый шаг, могу убежать.
— Значит, он чувствует, что все не так хорошо.
— Да, чувствует, хотя я стараюсь делать вид, что все в наших отношениях изменилось.
Увидев шпиона, лицо барона сразу же сделалось хмурым. Он приблизился к Констанции и прошептал:
— Графиня, а вы уверены в том, что хотите покинуть свою золотую клетку?
Графиня не задумываясь ответила:
— Да, барон, да.
Барон Легран и графиня де Бодуэн не успели договорить, как рядом с дверью, во дворе, возник силуэт всадника, за которым как тень следовал второй соглядатай.
— Это король, — прошептала Констанция, отходя от барона на шаг.
Король быстро соскочил на землю и вошел в помещение. Барон Легран, сняв шляпу, учтиво поклонился монарху. — Я никогда не думал, барон, что столь доблестный военачальник может интересоваться мебелью. Хотите купить или желаете что-нибудь продать графине?
— Нет, ваше величество, мы абсолютно случайно забрели сюда.
— Но если вы даже и желаете что-нибудь приобрести, то слишком поздно, барон, это все уже продано.
— Как? — изумленно воскликнула Констанция, бросаясь к королю Витторио.
— Очень просто, я все это продал.
— Но ведь это принадлежит мне, ведь это мои картины, моя мебель, мои скульптуры. Почему? Эти вещи мне нравились.
— Потому, дорогая, — глядя прямо в глаза Констанции, сказал король Витторио, — потому, что мы покупаем новые вещи, новую мебель, новые картины, новые скульптуры — все будет новое, ты же сама мечтала об этом. У каждого своя роль.