Консул
Шрифт:
Лобанов неожиданно потерял опору под ногами, но удержался. Просев, удерживаясь на руках, дотянулся ногой до воды, спрыгнул.
Воды было по колено. Принцип-кентурион на ощупь определил форму входа в канал – косой овал. И тут косой… Зато воды в нем – на два пальца.
– Сережка, ты где?
– Здесь я. Спрыгивай, тут полметра осталось.
– Ух… Холодная!
– Это тебе так кажется, после духоты наверху. Ладно, я пополз.
– Давай, я за тобой…
Опустившись
– Ползешь, кушан?
– Ползу…
– Ползи, ползи…
– Все здесь? – спросил Лобанов.
– Так точно! – отчеканил Искандер.
Сколько он раз переставил колени, сколько раз стукнулся головой о провисшие крепи, принцип-кентурион не упомнил. Темнота и сырость давили и отупляли, рождая страхи, запуская и запуская по кругу пугающую мыслишку: «Заживо погребенные…»
Но вот рука его ничего не нащупала над головой.
– Сашка, колодец!
– Тише ты… – долетел ответ. – Слышу. Взбирайся наверх, только по тихой. Мы, должно быть, под чьим-то двором…
Сергий выбрался в колодец и распрямился. Неожиданно руки коснулось что-то лохматое… Что?! Ах ты… Веревка! А на ней кожаное ведро.
– Тут веревка, – сообщил Лобанов пыхтящему Гефестаю. – Тебя она вряд ли выдержит, но хоть какая-то опора…
– Ну, да…
– Всё, я полез.
– Давай…
Упершись спиной и руками в одну бугорчатую стенку, ногами – в другую, Сергий начал подъем, переставляя то ладони, то подошвы, и толкая, толкая себя вверх.
Вверху, прикрывая колодец от пыли, лежала крышка, сплетенная из пальмовых листьев. Сдвинув ее головой, принцип-кентурион перехватился и выбрался, наконец, из сырости в сухость. «Ф-фу…»
Вторым поднялся Гефестай. Лобанов протянул ему руку и помог одолеть последний метр. Вдвоем они подняли Искандера. Эдик прошипел: «Я сам!» – и выбрался последним.
– И где мы? – негромко поинтересовался он.
– За мной, – сказал Искандер, – и без шума…
В это самое время открылась дверь дома, во внутренний двор которого вылезли преторианцы, и оттуда вышла дородная женщина с масляным фонарем в руках.
Бормоча себе под нос, она спустилась со ступенек, и только тут разглядела «гостей».
– Дэвы! – охнула она – и сомлела, роняя фонарь. Светильник разбился, растекаясь лужицей горящего масла, и этот слабый свет обозначил ограду, ворота, столбы навеса, темные лохмы дерева.
– Сюда!
Подбежав к воротам, Искандер отодвинул засов калитки и бесшумно выскользнул на улицу. Секунду спустя
Ночная улица была тиха и безлюдна. Где-то далеко лаяли собаки, неразборчивые голоса то ли спорили о чем-то, то ли пели, а потом далеко-далеко прозвучала труба.
Сориентировавшись, Тиндарид заскользил вдоль стены, свернул в переулок, потом в другой, зашагал по широкой улице, и слева, и справа обсаженной деревьями.
В конце улицы показались факелы, и преторианцы замерли за стволами. Мимо прошагали ночные стражники, громко переговариваясь между собою – похоже, они сами боролись со страхом.
– Пошли!
А идти оставалось совсем немного – Искандер пересек маленькую площадь и вывел друзей к постоялому двору. Ворота были уже заперты, но сторож за медную монету впустил опоздавших.
Отходя от пережитого беспокойства, Сергий прошел к конюшне, где оставил философов. Пепел учуял хозяина и радостно заржал. Тут же из темноты выбежал растревоженный И Ван.
– Беда, беда приключилась! – запричитал он. – Амитофу!
– Какая еще беда?
– Го Шу ушел!
– Что значит – ушел? Куда? Да говори ты толком!
– Тут арабы были, – заспешил И Ван, – Го Шу разговорился с ними… Я не слышал, о чем они там беседовали, но, видать, арабы признали в Го Шу великого лекаря и пригласили в гости, чтобы тот посмотрел их больного вождя… И они ушли.
– Куда?
– В Вавилон…
– Ва… Ты это знаешь точно?
– Да-да! Лю Ху ходил за чистой водой, а когда вернулся и я ему сказал про… ну, что ушел Го Шу, он сразу сел на коня и сказал, чтобы я вас дождался. Лю Ху сказал, что поедет следом за арабами, и встретит нас на месте…
– В Вавилоне?
– Да-да.
Сергей глянул на Тиндарида. Тот пожал плечами.
– Вавилон давно разрушен, – сказал Искандер в раздражении, – и там никто не живет.
– А как же… – слабо возразил И Ван.
– А так! – жестко сказал Тиндарид. – Не ушел Го Шу, его увели!
– Кто? – расширил глаза буддист.
– Узн'aем.
– Седлаем коней, – уточнил Лобанов, – и едем узнавать.
– О, Амитофу…
Темной ночью в Селевкии было немудрено заблудиться, так что пришлось преторианцам по очереди топать впереди с факелом. Договариваться со стражей у городских ворот поручили И Вану, а то вдруг друзья Косого и тут дежурили.
Стражники были очень недовольны побудкой на посту, но пара бронзовых драхм подняла их настроение. И потянулся пыльный шлях, проложенный невесть в какие времена – древняя Аккадская дорога.