Консул
Шрифт:
– А вот эту отрыжку демократии я бы не счел достоинством, ибо выборы – везде и всегда! – предполагали не столько волеизъявление народа, сколько взяточничество, подкуп и обман, возвышение дураков, самых наглых и беспринципных, готовых идти по головам и трупам.
– Все равно… И я со смущением чувствую, что буду рад вернуться на земли Дацинь, где жизнь не скована на века нерушимыми обычаями и канонами, где великие перемены – правило. У вас интересно жить, ибо нельзя быть уверенным в завтрашнем дне, нельзя загадывать на год вперед. Рим – это столько всего
Сергий вздохнул.
– Вернуться будет непросто…
– Не ищите широких путей. Не берите то, что дешево. Не стремитесь к тому, что дается легко. Ибо не получите удовлетворения, но будете разочарованы…
Южный берег приблизился вплотную. Катамаран снесло течением настолько, что удалось пристать к причалу. Стражи не было видно ни вблизи, ни поодаль. Ниже по берегу трудилась воловья упряжка, тянущая за влажный канат тяжелую барку.
– Сходим, и в темпе!
Разгрузка катамарана заняла много времени, последним на палубе задержался Эдик, что-то высматривающий на реке.
– Тебе что, особое приглашение нужно? – сердито спросил Гефестай. – Или ты наших друзей решил дождаться?
– А чего их ждать? – хмыкнул Чанба. – Вон они! Плывут сюда.
– Что?!
Сергий обратил взгляд на реку. Барка, влекомая волами, находилась далеко, на середине реки, и разглядеть, кто на ней переправляется, было, мягко говоря, сложно.
– Ты уверен, что это Ород?
– Морды их отсюда не увидишь, но это их стяг полощется. Вон, видишь? Желтый такой, клинышком! Я его еще в усадьбе заметил. Это они, точно тебе говорю!
Сергий думал недолго. Смерив расстояние, уже пройденное баркой, он приказал Гефестаю:
– Руби канат!
Сыну Ярная скажи только… Мигом выхватив меч, кушан рассек лохматый трос.
Толстый конец отбросило в воду, волы от неожиданности присели.
Несомая сильным течением, барка стала сплавляться вниз, одновременно притягиваясь к северному берегу. К скалам.
Судно не мчалось на всех парусах, но и силы одной реки было достаточно для того, чтобы основательно приложиться бортом о камни.
Сергий рассмотрел, как накренилась барка, блестя мокрым днищем, а после медленно погрузилась кормой.
– Всё, уходим! – крикнул Лобанов.
Провожаемый благодарным лопотаньем перевозчиков, получивших второй золотой динар, отряд порысил по дороге, петляющей между холмов.
Холмы постепенно выросли в высоту, сменяясь лесистыми горами, заросшими криптомерией и бамбуком. Юг!
И снова Го Шу взял на себя обязанности проводника, обещая провести беглецов к даосскому храму, где у него был то ли старый друг, то ли далекий родич.
Кавалькада покинула утоптанный тракт и двинулась в горы по неширокой тропе, вьющейся по сырым долинам, по солнечным склонам. Вверх и вниз, вверх-вниз. И вот на одной из вершин показался храм, похожий на низкую, словно приплюснутую пагоду в три яруса, с наклонными стенами, выбеленными известкой.
– Мы попали на церемонию посвящения, – оживился Го Шу, прислушиваясь к рокоту
Беглецы оставили лошадей во дворе храма на попечение мальчиков-служек и тихонько вошли в храм. В нем царила полутьма, которую тянуло назвать полусветом. Посередине стоял человек с опущенной головой и безучастным выражением глаз, а жрец, ходивший рядом, держал в руках свиток из бамбуковых плашек и считывал с них текст громким и монотонным голосом. Барабаны и гонги аккомпанировали ему.
– «Явись, снизойди, владыка духов, – шепотом переводил Го Шу. – Сойдите и вы, посланцы царства теней, сойдите и рассейте полчища демонов, носящихся в воздухе. Сойди и ты к нам, сын Нефритового императора, ставший великим монархом через десять воплощений. Явись сюда со своим золотым эликсиром жизни, от которого и звезды блещут ярче, и земля полнится радостью. Ждем тебя, чтобы ты одним своим появлением разогнал демонов, насылающих на людей болезни, чуму и мор. Взмахни своим золотым мечом и разруби на куски эти злобные существа. Приди со своими призрачными войсками, с быстротой молнии, подобно духу, с грохотом влекущему колесницу, приди и не задерживайся. Явись, явись и вселись в этого человека, готового исполнить твои повеления!» – даос вздохнул и добавил, словно извиняясь: – Мой собрат отошел далеко в сторону от учения Лао-Цзы, но… может, и в этом скрыто свое Дао?..
Удары гонга гулко отдавались по всему храму, и вот посвящаемый начал слегка пошевеливаться. Голос заклинателя зазвучал еще громче, а удары музыкантов участились.
Посвящаемый стал раскачиваться. Заклинания гремели, звуча как приказания. Жрец, грубоватой наружности человек с бегающими огоньками в глазах и лицом, искаженным нервной гримасой, повелевал – и ему подчинялись.
Посвящаемый воспылал страстью и энергией. С дикими жестами и безумными гримасами он запрыгал и заскакал по храму. Удары в гонг почти слились, а голос заклинателя перешел в крик.
И вот, в полном изнеможении, посвящаемый рухнул на пол. Жрец тоже устал – он тяжело дышал, утирая пот со лба. И улыбался с оттенком гордости – получилось-таки! Нефритовый император должен быть доволен…
Го Шу почтительно приветствовал жреца, и тот сразу оживился, обратился к даосу, не чинясь, как к равному и своему.
Го Шу говорил долго, изредка кланяясь, но консул свел его многоглаголание к простому переводу:
– Проводника просит философ, – сказал Публий. – И правильно – прямая дорога для нас опасна, лучше пойти глухой окольной тропой…
– Согласен, – кивнул Лобанов и поинтересовался: – Как чувствуешь себя, сиятельный?
– Слабость, – честно признался консул, – так что воин из меня никудышный. Пока. Но хворь ушла – дышится легко, нет противной мути в голове… Век буду обязан нашему доктору!
«Наш доктор» в это время скромно стоял у консула за спиной. Он весело фыркнул и сказал:
– Выздоровеете – и забудете! Да и ни к чему помнить о болезни, даже о лечении вспоминать не надо. Держите настрой только на здоровье, чтобы тело слушалось духа.