Консул

Воскресенская Зоя Ивановна

— Мешки с пшеницей. Шесть мешков.

— Откуда?

— А вот кто прислал, пожелал остаться неизвестным.

— Сколько я должен? — засуетился отец. Ничего.

— Ну это ты брось. У меня деньги есть, на лошадь коплю.

— Знаю. Когда будет лошадь и хороший урожай, тогда отдашь пшеницей. Это тебе в долг. Бессрочный.

Парни свалили на кухне мешки. Отец вытащил из-за пояса пуку — обоюдоострый нож, распорол мешок; все еще не веря, стал коричневыми заскорузлыми пальцами пересыпать с руки на руку зерна.

— Мать! —

кликнул он жену. — Иди, не будем больше спорить — лошадь или корова.

Эйно хлопнул себя по куртке, взметнулось облако мучной пыли.

— Нам надо бы в баньку после такой работы? Можно?

— Пожалуйста, я пойду затоплю, — предложил отец.

— Ну нет, мы сами справимся. Пойдем, Вяйно, с нами. Микко уедет обратно на лошади, а мы со Свеном помоемся. Всласть помоемся! Скоро не ждите.

— Ледок уже на озере. Возьмите мотыгу — лед прорубить, — предложил отец.

Ваня надел куртку, вскинул мотыгу на плечо, мать сунула полотенца.

— Мыло и мочалка в бане на полке, — сказала она. — И веники там в предбаннике.

Молодые люди ушли, Дружок увязался за ними. Коля подошел к мешку, набрал пригоршню зерен и отправил себе в рот. Половину просыпал на пол.

— Разве можно так обращаться с хлебом? — попрекнула мать и, нагнувшись, стала собирать зерна с пола.

— Мир не без добрых людей, — сказал отец. — Но за какие заслуги и кто нас наградил?..

Молодые люди вышли на улицу. Свен снял с телеги мешок поменьше, чем с зерном, и взвалил себе на плечи.

— А это что? — спросил Ваня.

— Увидишь, — ответил Эйно.

Разламывая башмаками ледок на лужах, молодые люди спустились вниз, по мосткам прошли в баню. Ваня засветил керосиновую лампу.

— Ты, Вяйно, — обратился Эйно к Ване, — займись котлом, а мы со Свеном начнем работать. Пар не напускай.

Растопить печь под котлом дело десяти минут. Дрова уже были наложены и лучина нащипана. Ваня поджег ее. И вошел в баню.

Эйно сидел на нижней полке. Свен вынимал из мешка пачки бумаги и бутылочки с тушью.

Эйно встал, подошел к Ване и, положив ему руку на плечо, сказал:

— Теперь я знаю, что ты настоящий парень. И вот мы со Свеном хотим задать тебе несколько вопросов. Знаешь ли ты, кто такой Антикайнен?

— Тойво Антикайнен? — переспросил Ваня.

— Да.

— Ну кто же не знает Тойво Антикайнена, финского революционера, комиссара Красной Армии, героя гражданской войны! Комсомольцы из нашей школы ходили в лыжный поход по пути Антикайнена, по которому он пел свой лыжный отряд против белогвардейцев на Кимас-озеро. Тойво за свои воинские подвиги награжден боевым орденом Красного Знамени. А два года назад в наших газетах писали, что Тойво арестован и заключен в тюрьму. У нас был пионерский сбор, на котором мы требовали освободить Антикайнена. Его освободили? — Ваня волновался.

— Нет. Над Антикайненом

идет суд. Прокурор требует смертной казни. Жизнь Тойво в опасности. Во всех странах мира рабочие требуют свободы Антикайнену. И прежде всего за его жизнь должны бороться мы — финны. И ты тоже.

— Я готов. Что я должен делать?

— Мы будем писать листовки, будоражить души людей, требовать свободы Антикайнену. Листовки нужно будет расклеивать на перекрестках дорог, в соседних селениях. Раздавать на рынке… Ты готов вступить в борьбу за жизнь Антикайнена? — спросил Эйно.

— Да, всегда готов! — Ваня вскинул в пионерском салюте руку.

— Ты сумеешь молчать?

— Да, — твердо ответил Ваня. — Я буду хранить это в тайне.

— А если попадешься с листовками и тебя будут допрашивать и будут бить, ты не выдашь товарищей?

— Нет. Я буду так же тверд, как сам Антикайнен. Клянусь!

Эйно и Свен пожали Ване руку.

Сердце Вани бешено колотилось в груди. Лишь бы ему поверили!

Доверие товарищей, как дорого оно! И он этого доверия хотел лишить Эйно. Страшно подумать.

— А ты меня простил? — спросил тихо Ваня.

— За что? — удивился Эйно.

— За то, что я плохо подумал о тебе.

Эйно взъерошил волосы на голове.

— Мы долго изучали друг друга. Я рад, что поняли. Поверили друг другу. Итак, начнем… Пиши: "Свободу Антикайнену".

Ваня старательно вывел крупно: "Вапа Антикайнену".

Эйно нахмурился:

— Ты сделал в двух словах две, даже три ошибки. Две грамматических и крупную политическую.

Ваня недоумевал.

— Ты написал "Удочку Антикайнену". А мы требуем свободы. "Удочка" пишется "вапа", а "свобода" — "вапаа". Ты поставил на конце русское "у". Это политическая ошибка. Ты пишешь по-фински, а думаешь по-русски. Газетчики сорвут такую листовку, сфотографируют, напечатают в газетах и будут утверждать, что эти листовки писались в Советском Союзе, а не в Финляндии. Что писали их русские. Ни один финн не напишет на конце "у". Будут кричать, что свободу Тойво требуют русские, а не финны.

У Вани запылали щеки.

— Первый блин всегда комом, — сказал по-русски Эйно. Он очень любил поговорки.

Теперь Ваня старался и по нескольку раз проверял текст, прежде чем положить в пачку. А горка листовок росла.

Эйно сказал:

— На сегодня хватит. Аккуратно уложи листовки в резиновый мешочек, а в другой — чистую бумагу и бутылочки с тушью. — Я присмотрел здесь расщелину под скалой, спрячу туда, а завтра наш связной заберет, и ребята будут расклеивать.

Эйно приоткрыл дверь на озеро.