Контора
Шрифт:
– Что-то не припомню, чтобы я дал себе по голове.
– Разумеется, я выражаюсь фигурально.
– Понятно. Так кто же это сделал?
– Я просто не могу поверить, что ты не помнишь такое.
– Очевидно, это последствия травмы. Я много лет не дрался. Мой папа всегда говорил, что лучше пожертвовать своим достоинством, а не внешностью. Так что мне бы сейчас не помешала небольшая доза сочувствия.
– Я же сказала: никакого сочувствия. – Но Ханна не смогла удержаться от ласковой улыбки. – Однако я готова пойти на компромисс: чай и тосты.
Я
– Значит, ты не помнишь, как ворвался в круг танцующих и начал танцевать с нами?
– Возможно, эта травма затуманила мне мозги, – предположил я. Правда, в памяти начали всплывать обрывки какого-то кошмара. – Неужели я действительно сказал это вчера вечером?
– А то нет, – усмехнулась Ханна. – Ты прыгал между нами, как Джон Траволта, накачанный ЛСД. Это было несносно! Ты и в лучшие времена вряд ли победил бы на танцевальном конкурсе, а вчера были явно не лучшие времена.
– Хватит насмехаться над моими грациозными па – давай рассказывай, как было дело.
– Мы с Люси танцевали с тобой – вернее, вблизи тебя, а ты вихлялся вокруг, как законченный кретин. Элли танцевала с тем хорошеньким мальчиком.
– Это мне о чем-то говорит. Он из тех, кто играет в регби. Мистер Мускул, да?
– О да. С мускулами у него все в порядке. Впрочем, ты вскоре убедился в этом сам.
– Да, да, да, теперь я вспомнил. Галстучник.
Ханна ободряюще улыбнулась.
– Правильно. Правда, я не уверена, что он был в восторге от этого прозвища.
– Но галстук был отвратительный. Элли абсолютно не разбирается в мужчинах. У нее плохой вкус, не так ли?
В эту минуту в дверях кухни материализовалась сама Элли в пижаме, которая, как мне было известно, принадлежала Ханне.
– Наверно, именно поэтому ты мне когда-то нравился, – сказала она.
Я приоткрыл рот, несколько смущенный. Меня обуревали противоречивые чувства: с одной стороны, приятно было напоминание о том, что я когда-то нравился Элли (она даже была не прочь заняться со мной сексом), с другой стороны, меня ошеломило ее внезапное появление.
– Что ты здесь делаешь?
– Она помогла доставить тебя сюда прошлой ночью. Неужели ты не помнишь? Потом осталась ночевать – спала в моей постели. – Я тупо смотрел па девушек, пытаясь осмыслить услышанное. Ханна усмехнулась Элли. – Память у нас вдруг стала избирательной. Я как раз ввожу его в курс событий вчерашнего вечера.
У Элли был совершенно бесстрастный вид.
– И на чем вы остановились?
– Он прибился к танцующим и увидел Галстучника.
– Знаешь, парню действительно не понравилось, что его так называют. – Я пощупал синяк. – Конечно, тебе-то это известно, – рассмеялась она безжалостно.
Мне показалось несправедливым, что они так на меня напустились.
– Ты сказал мне, что я не должна танцевать с Галстучником, – пояснила Элли. – Дескать, достаточно взглянуть на галстук, и тебе все
– Я был прав, – заметил я. – Галстук имеет большое значение. У него была желто-зеленая гадость.
– Я посоветовала тебе отвалить, но тут ты перестал танцевать и спросил его, всегда ли он сморкается в свой галстук.
– Вот дальше я ничего не помню. Но он же ударил меня не из-за галстука? Это была всего лишь шутка.
– Верно, – ответила Элли. – Но потом ты заявил, что если он хоть пальцем до меня дотронется, ты дашь ему такой пинок в задницу, что он будет жевать твое колено.
Ханна печально покачала головой.
– Было мило с твоей стороны так печься о твоих друзьях, но его это достало.
– Именно тогда он тебе и врезал, – подтвердила Элли. – Но Ханна права: очень мило так заботиться о друзьях. – Она взглянула на меня так, как не смотрела очень давно, и что-то дрогнуло у меня в груди. – Но ты все-таки редкий придурок. Эш так хохотал, увидев тебя на полу, что чуть не описался.
– Так я не дал сдачи?
Ханна и Элли весело переглянулись. Первая попыталась ответить поделикатнее:
– Нет, если только ты не имеешь обыкновения давать сдачу, падая на пол и хныча: «Не бейте меня, не бейте меня!»
– Ну, знаешь, я мог бы с ним справиться, – пробурчал я.
– Конечно, мог бы, – ответила Ханна таким тоном, которым разговаривают с маленькими детьми.
– Мне просто не хотелось скандала.
– Ну конечно, – вмешалась в разговор Элли. – Ведь пьяный задира, валяющийся на полу в самом центре танцплощадки – это еще не скандал.
– Все так и было?
– Да, – сказала Ханна. – Вот тогда-то нас всех почему-то и попросили на выход. И тут мы столкнулись с Йаном, а ты сказал ему, что он имеет… как же ты выразился?
– Самую лучшую блядскую сотрудницу в мире, – докончила Элли. – Хорошенький комплимент.
Я попытался защитить пьяного Фортьюна.
– Могло быть и хуже.
– Конечно, – согласилась Элли. – Скажем, спросить Йана, означает ли слово «партнер», что ты трахаешь множество баб.
– Ну и ну!
– Да, ты задал ему этот вопрос, да еще и подмигнул.
– Ох!
– Вот уж действительно «ох».
– Просто кошмар! Прости, я действительно тебя оскорбил.
Ханна со смехом покинула кухню и отправилась в туалет.
– И тем не менее, Чарли, я рада, что так получилось. Мне ни за какие коврижки не хотелось бы пропустить такое зрелище: я тебя никогда таким не видела.
Элли с удовольствием продолжила рассказ:
– К счастью, сам Йан так нализался, что вряд ли что-нибудь помнит. С ним была какая-то девица, и они собирались отчалить в казино. По-моему, он проводит там полжизни. Я никак не могу его понять: с одной стороны, у него такая изысканная речь, словно он дает уроки дикции самой королеве, а с другой стороны, он шляется по каким-то задрипанным пивнушкам и ведет себя так, словно ему все еще двадцать пять лет.