Контрабандисты во времени
Шрифт:
– Помогите!
Разбойник поморщился, вытащив из-за пояса грязную тряпку, скрутил и затолкал ему в рот.
– Давид, – обратился разбойник к главарю, – готово. Можно…, – он еще раз окинул Демьяна взглядом, – только давай с него снимем одежду. У него она неплохая, добротная. Зачем мертвецу одежда. Только добро переводить, – он заботливо потрепал камзол Демьяна уже, наверное, рассматривая его уже как часть своего гардероба.
Главарь махнул рукой.
– Снимай, а то и так добыча невелика, так хоть одежонка сгодится.
Тот быстро стянул с Демьяна обувь, шоссы. Несчастный только мычал не в силах, что-либо сказать и дрыгал
– Давид, посмотри.
Он протянул ее главарю. Тот взял ее и в свою очередь задумчиво уставился на Демьяна. Потом кивнул своему подельнику. Пьер вытащил грязную тряпку изо рта Демьяна.
– Откуда она у тебя? – спросил он.
– Ее, ее, – задыхаясь, сказал Демьян, – дал мне мой близкий друг Гастон!
– Гастон Счастливая Рука? – Давид потеребил бороду, – а откуда ты его знаешь?
– Я встретил его в тюрьме Большое Шатле и помог избежать ему виселицы, за это он дал мне половинку этой монеты.
– Черт побери, – улыбнулся главарь и, обращаясь к подельнику, сказал, – похоже, небольшое недоразумение вышло. Развяжи его Пьер и верни одежду. Увы, веселья сегодня у нас не будет. Друг Гастона – мой друг.
Демьян взмолился про себя и поблагодарил Бога, что свел его в тюрьме с Гастоном.
– Ты не держи на нас зла, – сказал Давид, – мы с Гастоном хорошие приятели, поэтому я не могу тебя подвесить на этом дубе.
Демьян пару раз возмущенно схватил ртом воздух.
– А если бы вы меня повесили? Суки! – всхлипнул он.
– Ну ладно, ладно… У тебя же на лбу не написано что ты его друг, могли и вздернуть нечаянно. Но как я тебе уже говорил на все Божье Провидение, – засмеялся главарь, – одевайся, и пойдем к костру перекусим, чем Бог послал. К нам силки, как раз угодил хороший жирный кролик и Бартоломео знатно зажарил малыша, нашпиговал травами и лесными орехами.
Он протянул Демьяну руку.
– Жалость крокодила, – обиженно буркнул тот, и, продолжая дрожать от пережитого волнения, схватился за нее, – я просто хотел дойти до замка кардинала Жоржа де Амбуаза. Мне сказали что этот проклятый лес совсем безопасен и здесь нет ни разбойников, ни какой другой угрозы для одинокого путника.
Давид помог ему подняться.
– Понимаешь приятель, у каждого своя судьба, – философски заметил главарь разбойников, – Людская жизнь – что в кости, все равно, играть: Чего желаешь больше, то не выпадет, Что выпало – исправь, да поискуснее. [51] Вот сейчас мы и исправляем. Сегодня мы тебя вздернули, а завтра коннетабль Нормандии поймает нас и в свою очередь повесит нас сушиться на солнышке. Поэтому обчистив тебя, мы никак не могли отпустить свидетеля нашей темной работы. Пойми, если я попаду в лапы правосудия, то моя дочь останется одна одинешенька на этом белом свете и погибнет. Но все счастливо разрешилось.
51
Цитата из пьесы «Микион» древнеримского драматурга Теренция.
Он ободряюще похлопал его по плечу.
– А где мать Марты? – спросил Демьян, – и вообще вы не пробовали честно зарабатывать на жизнь? Не вешая и не убивая невиновных людей…
Давид горько
– Я не всегда был разбойником, друг, – сказал он, – я актер, у нас с Жанной, матерью Марты был театр. Мы переезжали из города в город, давали представления, веселили или заставляли плакать людей. Нам неплохо платили. Иногда нас приглашали богатые феодалы в свои замки, чтобы мы помогли им развлечься. Мы ставили пьесы Эсхила, Еврипида, Аристофана. Нам неплохо платили.
Давид замолчал, передвинув в костре веткой несколько угольков, покрутил ею в воздухе и кинул в костер.
– Но однажды на нас напали солдаты, дезертиры, которые сбежав из войска стали мародерами и убийцами. Мы, я, Пьер и Бартоломео были в городе, покупали припасы. Хотели податься дальше на юг, и предстояла дальняя дорога. А когда вернулись, то нашли наши три фургона разграбленными и сожжёнными. Жана успела спрятать Марту в большом дупле, и она видела, как дезертиры насиловали, – его голос дрогнул, – а потом убили ее мать. Они перебили всех остальных из нашей труппы. В живых осталась лишь она одна… Бартоломео давай немного перекусим и угостим нашего приятеля.
Бартоломео разломал тушку кролика и раздал всем. Он также вытащил из кармана баллончик перцовым газом и бросил Демьяну.
– Это твое.
По его красным, как у вурдалака глазами опухшему красному лицу было видно, что он уже успел очень близко познакомиться с содержимым неизвестного ему предмета.
Давид развел руками. Демьян хотел было с сарказмом сказать что, дескать, а вы теперь ничем не отличаетесь от этих мародеров и убийц, но вместо этого спросил.
– А откуда ты знаешь Гастона?
– Он с парой своих ребят направлялся на север по каким-то своим делам и вышел на нас, когда мы хоронили и оплакивали близких. Он помог быстро найти отряд дезертиров и помог перебить их всех. У него на шее висела половина той самой монеты, что мы нашли у тебя.
Сделав паузу, Давид, как бы оправдываясь, сказал.
– Ты, наверное, подумал, что мы ничем не отличаемся от убийц мародеров.
– А в чем различие? Вы едва не повесили меня, человека не сделавшего вам ничего дурного!
– Мы не убиваем женщин и детей. И, кроме того, как только я соберу новую труппу и разживусь хоть одним фургоном, мы забросим это постыдное кровавое занятие. Судьбу дают боги, но путь мы выбираем сами. [52] Поверь, когда Марта рассказала мне, что ты собирался защищать ее от какого-то волка-оборотня, мне очень не хотелось тебя убивать. Но оставлять свидетеля мы тоже не могли.
52
Цитата древнегреческого драматурга Еврипида.
«Ну, так себе утешение», – с иронией подумал Демьян.
– Я надеюсь, ты не выдашь нас кардиналу.
Давид посмотрел на него с надеждой в глазах.
– Нет, – качнул головой Демьян.
Разбойники-актеры проводили его обратно до тропы, ведущей к деревне Фур Байон. На прощание Марта подарила ему небольшой венок из цветов.
– Никогда не бойтесь волков сеньор. Мой венок вас защитит, – улыбнулась она.
– А я тебе желаю, стать самой известной актрисой, каких даже нет в Голливуде.