КонтрЭволюция
Шрифт:
— Латынь это… Фофанов любил щегольнуть… В переводе на русский: сидишь, щеки надуваешь, а тебе вдруг — раз, и пинок под зад. Ну, я для смеха выучил… Думал, будем Фофанова снимать, я ему напомню, вверну к месту-то… А вишь, как вышло… У него транзит, но и у меня тоже полный транзит… В монастырь, что ли, пойти, грехи замаливать… Ну, это я так, шучу.
С этими словами Ульянов налил еще два полных стакана коньяку.
— Давай, на прощание.
Выпили, крякнули. Занюхали.
— Шоколадки пористые кончились. Эх, чувствую, не будет у меня уже больше таких шоколадок, — ворчал Ульянов. А Софрончук был уже мыслями далеко — на Казанском вокзале.
А Ульянов, знай, наливал снова.
— Слушай, я не потяну больше! — Софрончук решительно закрыл стакан рукой. В голове и так уже шумело.
— Ленивый ты какой… ну ладно, я и один…
Ульянов заглотил еще один
И вдруг понес такое… Софрончук понимал, что слушать не стоит, опасно, но любопытство пересилило, сидел, словно под гипнозом, не мог оторваться.
— Ты говоришь: спецотдела не существует… правильно говоришь, — рассуждал нетрезвый Ульянов. — Но вот есть у меня в кабинете один телефон… черный, без диска… Не обращал внимания? Ну да, он такой незаметный, скромный. Поднимаешь трубочку, и что слышишь? Слышишь ты и днем и ночью одни и те же слова: «Дежурный полковник Иванов слушает». Голоса разные, а слова всегда одни и те же. И фамилия дежурного почему-то никогда не меняется. Вот Попов как-то раз мне говорит: попроси спецотдел доставить Софрончука твоего на дачу Гречихину. Я беру трубочку и говорю полковнику Иванову очередному: так и так, есть задание такое-то и такое-то. Так я это называю — «задание». Потому что не знаю, могу я им приказы отдавать или нет. Если их официально не существует, как ты правильно говоришь. Вот они тебя в лучшем виде и доставили… а могли ведь и не доставить. Если им не нравится, они говорят: «Не представляется возможным». Или того интереснее, ничего не говорят, а просто кладут трубку, и все. Вот пытались, я слыхал, некоторые известные тебе товарищи поручить им тебя изолировать, а то и ликвидировать. В общем, из игры вывести. Так Иванов этот так называемый — нет, ни в какую. «Не представляется возможным», — говорит. Что, почему, где критерии, кто решает? Ничего не понять. Выполняют только те приказы, что их устраивают. И это в военной организации! Иногда вдруг наоборот, этот черный телефон сам звонит. Голос говорит: дежурный полковник Иванов. Примите сообщение. Просим, говорит, оказать содействие в доставке гражданки Шониной, Натальи Андреевны, из Рязани в Москву. Срочно. Так кто же кем командует, а?
Ульянов открыл четвертую бутылку, попытался налить еще Софрончуку, но тот яростно отбивался. Тогда он опять выпил сам, покрякал и продолжил свои излияния. А Софрончук слушал да помалкивал.
— Я им никогда не перечу, — говорил Ульянов, — потому что не знаю, от кого что идет. Недавно председатель наш с тобой, комитетский, член ПБ, генерал армии и т. д., спрашивает меня вдруг по-тихому, без свидетелей: а ты не знаешь точно, на кого спецотдел работает? Я человек ученый, вроде тебя, отвечаю: спецотдела не существует. Председатель посмотрел, посмотрел и говорит: «Ну да. Конечно, как я мог забыть».
И тут Ульянов понизил голос до драматического шепота:
— Но окончательно я наелся ухи, когда Генеральный меня невзначай о том же спросил. Не знаешь, говорит, случайно, Ульянов, в чьем ведении ваш спецотдел этот? Он же часть «девятки»? Или нет? Он тебе подчиняется или напрямую председателю комитетскому? Ну, тут я струхнул чута-чута. Думаю: разыгрывает или проверяет? Ведь когда я управление принимал, мне понять дали: эти ребята только на Генсека работают. А мы как бы посредники. На всякий случай отвечаю, как положено: спецотдела не существует, товарищ Генеральный секретарь! Смотрю на него и не моргаю. Тот смотрит на меня, ничего не говорит. Покачал головой и тему переменил.
А я вот думаю… а что, если не разыгрывает и не проверяет… что, если и вправду — и Генсек о них ничего не знает?
— Как это, как это? — не удержался Софрончук. — Как такое возможно? Но кто в таком случае…
И замолчал, пораженный.
— А-а! — торжествующе вскричал Ульянов, увидев выражение лица полковника. — И тебе это в голову пришло, то-то же!
Хватанул еще коньячку и прошипел:
— Я вот думаю, не пришельцы ли из космоса нами через них командуют, а? Не иначе как на марсиан работают! Или второй вариант, на дух Сталина! Или на самого дьявола!
И захохотал.
Софрончук подумал, что в целях безопасности стоило бы оказаться подальше от опального и, видимо, подвинувшегося разумом начальника, но тут Ульянов затронул новую интересную тему:
— Откуда, ты думаешь, эта история взялась с происхождением жизни, неодарвинистами и прочим, которой Фофанова с ума сводили? От этих ребят все идет, не будем по имени называть. От этих, скажем, Ивановых. Разработку, правда, они взяли у разведчиков — в управлении «А», активных мероприятий. Там какой-то юный гений это все придумал.
— Какую еще крысу, ты о чем, генерал?
— Нежели Оруэлла не читал: он же был в рассылке закрытой… Вообще не читаешь ни хрена, как так можно, не понимаю… Роман «1984». Люди старались, переводили, печатали для таких, как ты да я… Важная книга… Руководство к действию, учебник управления массами. Почитай при случае… много поймешь. Тот, кто контролирует прошлое, контролирует будущее.
Произнеся это, Ульянов аккуратно опустил голову на стол. И закрыл глаза.
«Спит!» — обрадовался Софрончук и стал тихонько, чтобы не разбудить, пробираться к выходу.
Но в последний момент Ульянов вдруг поднял голову и спросил:
— А синдром Л — это что такое?
— Понятия не имею, товарищ генерал! — отвечал Софрончук, но Ульянов уже, кажется, его не слышал — он мирно почивал прямо посреди многочисленных телефонов правительственной и чекистской связи.
Глава 14. Поезд в бесконечность
1
Поезд тронулся. Наташа отвернулась к окну, как будто ей было неприятно видеть Софрончука. Такое его сразу же посетило подозрение. Она снова выглядела подавленной. А ведь вроде бы он ее только что уговорил, убедил, что надо ехать, что промедление чревато всевозможными неприятностями. Что с Кремлем, как с капризной женщиной, — с глаз долой, из сердца вон. Но не только из сердца, но и из списков на скорую расправу тоже.
Только что вроде бы обо всем договорились, но только отъехали от перрона, ее стали снова одолевать сомнения. «Может, сомнения не маршрута поездки касаются, а состава делегации? — горько думал Софрончук. — Устраивает ли ее этот конкретно сопровождающий? С которым она заключена в одно купе — на много дней и ночей?»
«Ничего, ничего, стерпится-слюбится, — успокаивал он себя. — Я ее в такой любви, в такой нежности искупаю… от всего вылечу! И мил стану, непременно стану!»
Но пока Наташа опять говорила, что надо было бы сначала съездить в Рязань, забрать картины, кисти, краски. Он отвечал, что все это берется организовать: все привезут в лучшем виде, прямо во Владивосток. КГБ все-таки! Упакуют все как следует, бережно и тщательно. Но ей же нужно было еще с друзьями и родственниками попрощаться. Иначе не по-человечески…
Софрончук понял, что ему не избежать еще одной тяжелой темы… И лучше бы отделаться от нее сразу. Даже если она на время еще более осложнит их отношения.
— Наташа, — сказал он, — ты слишком доверчива. В Рязани, в твоем ближайшем окружении есть наш агент. Секретный сотрудник. Информатор. Стукач, как говорят некоторые. Этот информатор уже несколько лет пишет на тебя регулярные доносы.
— Доносы? — удивилась Наташа. — Как странно… но почему тогда…
— Что — почему?
— Почему… нет, вы скажите мне, Николай, кто это… Я знаю, что вы мне сейчас заявите: не имею права, и все такое. Служебная тайна, присяга, воинский долг… Хотя при чем тут воинский долг и политический сыск, убей меня бог… Но мне очень нужно понять… Это Ирка, конечно… Я угадала? Вполне могла попасться на какой-нибудь крючок, а потом, конечно, характера не хватило, чтобы избавиться…